– Ты гарантируешь, что их еще никто не зарегистрировал? – допытывается.
– Возможно, зарегистрировали три мои песни, но их среди этих нет, – трогаю бобину.
– Ты их продал? За сколько? – оживилась Ада Антоновна.
– Коммерческая тайна, – сообщаю и, улыбаясь, пожимаю плечами.
«Должны же торгаши понимать законы торговли», – думаю.
Соломоныч прячет понимающую улыбку, опуская голову.
– Хорошо, – соглашается она, немного разочарованно, – за сколько же ты хочешь продать эти песни с правами на них?
– За пять тысяч рублей за песню, – открыто смотрю на нее, стараясь не проявить эмоций.
– Это не реально! – решительно заявляет. – Пойдем ко мне в кабинет, не будем здесь мешать, – предлагает, взглянув на Соломоныча.
– С нами сегодня еще один пацан. Это он под богом ходит. Та икона была его, – вопросительно гляжу на Соломоныча. – Может не стоит его держать на улице?
Соломоныч колеблется. Потом неохотно кивает и сообщает:
– Пусть заходит.
– Этим летом мне некогда будет ездить к вам. Возможно, он будет возить товар. Парень надежный, – успокаиваю его.
– Хорошо, пусть заходит, – заявляет уже без тени сомнения.
Приглашаю ребят к Соломонычу. Передаю Филу список вещей для Маринки, а сам иду за Антоновной в глубины магазина.
Кабинет у нее значительно просторней, чем у Соломоныча и больше похож на кабинет, чем на склад антиквариата, хотя здесь тоже хватало разных артефактов.
Антоновна расположилась за солидным столом. Кивнула мне на стул возле стола для совещаний, приставленного к ее столу и начала убеждать меня:
– Сережа, пойми! Неизвестные песни неизвестного автора столько не стоят. Надо реально смотреть на вещи.
– Сколько же предлагаете вы? – спрашиваю, стараясь выглядеть равнодушно.
– Пойми. Каждая из песен может стоить по-разному, – задумывается, – от трехсот до одной тысячи рублей, – предлагает. – Если действительно песня стоящая, – уточняет.
Мотаю отрицательно головой:
– Могу предложить одну стоящую песню за три тысячи, если поможете зарегистрировать в ВААПе остальные, – предлагаю.
Удивленная моей информированностью, смущенно заявляет:
– Я такие вопросы не решаю.
Впервые замечаю у Ады Антоновны эмоции.
– Твои песни надо слушать, чтобы их оценить. Здесь у меня нет магнитофона, чтобы их прослушать. Предлагаю съездить к одному знающему человеку, который сможет их оценить и купить, – вопросительно смотрит на меня она.
Пожимаю плечами:
– Если надо, поехали.
Антоновна, задумчиво глядя на меня, тянется к телефону.
– Алло, это я! – …, – приехал. – …, – Привез, – …, – пленку и ноты. – …. – Сколько песен? – спрашивает меня.
– Семь, – отвечаю.
– Семь, – повторяет в трубку.
Слушает:
– Так, … так, … поняла, … так, … хорошо! – кладет трубку.
– У нас есть час. Потом