* * * * * * * * * *
Под утро боль отступила, она вышла на воздух, вдохнула полной грудью. Привязанные рядом лошади, фыркали, трясли головами, до уха Мэл долетел негромкий разговор мужчины и женщины. Сперва ей показалось, что они совсем рядом, но потом она поняла, что просто её слух теперь стал гораздо острее, и двое говоривших находятся от неё не менее чем в ста метрах, где-то у опушки леса.
– Прости, Кристина, – услышала она голос Като. Она вспомнила Кристину, высокую, сильную девушку, одну из немногих девушек в отряде Такеши, красавицу, около которой безуспешно увивалась добрая половина всех молодых мужчин.
– Ничего, Като, я понимаю. Всё же мне легче от того, что я поговорила с тобой. Глупо было на что-то надеяться! Я оставалась здесь только ради тебя! – отвечала она.
– Кристина, это неправильно! Прости меня!
– Като ты такой хороший! Я немного завидую ей! Если она не оценит тебя, это будет большой глупостью с её стороны!
Он молчал.
– Я ухожу! Вернусь к родителям! Только не подумай, что это из ревности! Просто, то, что она делает тоже неправильно! Так я думаю! Прощай Като!
– Кристина! – прошептал он.
– Я не Кристина! В моём имени нет «тины»! Меня зовут Курисэ, Кристина – это Джуничи придумал.
Мэллюзина отчётливо слышала, как девушка пошла прочь.
– Прости, Курисэ! – прошептал Като ей вслед.
* * * * * * * * * *
День они провели в седле, под вечер они разбили лагерь и вот наступил момент, когда ей предстояло опять сделать это. Мэллюзина встала на колени и обнажила меч, секунду она промедлила, не в силах решиться и вдруг отчётливо поняла, что не может заставить себя сделать это снова.
– Мичи, позови ко мне Като! – не оборачиваясь, приказала она одному из воинов, дежуривших у её палатки.
Когда Като вошёл, он увидел Мэлюзину стоявшую на коленях, левая рука её была обнажена и перетянута жгутом у самого плеча. Он невольно подумал, что у неё очень красивые руки и вероятно остальное её тело столь же красиво.
– Подойди сюда!
Он подошёл и встал перед ней, бледный и осунувшийся. Мэл заметила, что левый рукав его куртки пропитался кровью.
– Что с твоей рукой?
Он молчал.
– Покажи мне!
Като послушно закатал рукав, на предплечье его левой руки, было пять или шесть глубоких порезов рассекавших мышцы, кровоточивших и довольно страшных.
– Кто это сделал?
– Я сам, – отвечал он, не глядя на неё.
– Дурак! – она почувствовала, как волна давно забытой нежности поднялась в ней, и страх оставил её.
– Ты