В голову тут же полезли страшные мысли о другой женщине или об очередной, пропущенной ею, материнской подлости.
Нет, нет, Татьяна тут же поспешно отогнала их прочь. Материнские вылазки в стан врага – то есть в их дом – Санечка всегда озвучивал, подробно комментируя каждую маменькину реплику.
Женщина... Вряд ли. Он был по натуре однолюбом, и потом... Потом, Татьяна считала себя привлекательной, а таким женщинам, по ее мнению, не изменяют мужчины.
Она тогда еще просто не догадывалась, что изменяют всяким.
Оделась она в рекордно короткое время, чего раньше не делала бы никогда. Женщина должна, нет, она просто обязана безукоризненно выглядеть. Но в это утро все с самого начала пошло не так, потому и одевалась второпях. Металась, будто сумасшедшая, между шкафом с одеждой и зеркалом и совсем упустила из виду тот факт, что на полках сильно поредели стопки с одеждой. Совсем не разглядела, дурочка! А оказалось...
Оказалось, что он уже собрал свои вещи и уложил их в большую дорожную сумку. И сумку Татьяна проглядела тоже, а та ведь стояла в шкафу, притулившись у задней стенки и задевая собой край ее белого плаща. Спешила, вот и не разглядела. А вечером... Вечером он не вернулся. Не вернулся, а просто позвонил.
– Ты где, милый? – вяло поинтересовалась Татьяна и с силой подавила зевок, так хотелось спать, просто ужас, но Санечка не терпел, когда она зевала в трубку, пришлось сделать над собой усилие. – Уже поздно, заканчивай свою экономическую бодягу и дуй домой. Я ребрышки зажарила.
Ребрышки она еще не успела зажарить, а только собиралась. Но не говорить же ему об этом, когда так поздно и голос у него такой усталый и печальный. Татьяна надеялась на то, что, пока муж будет добираться домой с другого конца города, все успеет изжариться, подогреться и вскипеть. Но...
Но Санечка вдруг сказал:
– Не нужно ничего, Татьяна. – Он крайне редко называл ее так, раза три-четыре за всю их совместную жизнь.
– Чего не нужно? – Она все же зевнула украдкой, прикрыв трубку ладошкой.
– Ни ребрышек не нужно, ничего. – Санечка тяжело и протяжно вздохнул и зашуршал чем-то оглушительно, а потом... – Я ушел, Татьяна.
– Куда ушел? – Очередной зевок был не за горами, и она с силой стиснула зубы, пропустив весь трагизм момента мимо ушей. – Саня, хватит уже, собирайся домой. Ирка где-то мотается, не звонит, одиннадцатый час уже! Сил мне с вами нет никаких...
– За Иришку не беспокойся, она у меня, – проговорил ее муж сдавленным, не похожим на свой собственный, голосом.
– У тебя где?! На работе?! – Татьяна мгновенно всполошилась.
Контора мужа располагалась на самой окраине. Подступом к ней служил огромный пустырь, засаженный чахлой растительностью. Там и днем-то было жутковато, а уж ночью...
– Нет, она у меня... дома, – совсем грустно закончил Санечка.
– Что-то я не пойму! – Татьяна вдруг разозлилась и с силой пнула крохотную мягкую табуреточку,