Вторым нашим метательным оружием оказалось подводное ружье Володи – пневматическое, мощное и достаточно компактное, – эдакий «кулацкий» обрез. Гарпунов у него имелось пять, и их действие по незащищенной тушке на воздухе мы уже имели случай понаблюдать. Вставил гарпун тупым концом в дуло, резко вдавил до защелкивания – и оружие заряжено. Радиус действия, конечно, маловат, но дареному коню в зубы не смотрят.
Судя по страдальческому виду Сереги, нога которого все еще болела, две трофейных пращи представлялись ему тоже весьма грозным оружием – ага, в руках аборигенов. Никто из нас обращаться с пращой не умел, и, по правде говоря, я бы предпочел мощную рогатку вроде той, что делал себе в счастливом детстве. Увы, как и следовало ожидать, резинового медицинского жгута ни у кого не оказалось, так что раскатанную губу мне пришлось закатывать обратно.
Негусто у нас оказалось и с холодным оружием. Две трофейных кривых фалькаты выглядели устрашающе. Почти в руку длиной, массивные, башку отмахнуть – нехрен делать.
Та, которой завладел я, по справедливости должна была бы достаться нашему испанцу, честно и благородно пристрелившему ее прежнего владельца. Но при наличии пистолета таскать еще и этот архаичный ятаган нашему досточтимому сеньору Хренио показалось несколько излишним, и он великодушно уступил мне свою законную добычу. Вторую фалькату Володя, служивший срочную в армейском спецназе и научившийся там в совершенстве владеть малой пехотной лопаткой, так же великодушно уступил безоружному Сереге. Вместе со щитом, кстати, дабы было чем укрываться от шальных каменюк местных пращников. Юмор Володин наш страдалец не оценил, но фалькате явно обрадовался. Выглядела она пошикарнее и поновее моей – ее покойный владелец был предводителем уконтрапупленной нами троицы аборигенов. Юлька тут же процитировала нам на память Диодора Сицилийского, который иберийские мечи считал непревзойденными по качеству стали. Серега аж глазки закатил от восторга и был жестоко сконфужен, когда Володя указал ему вмятину на лезвии там, где хваленый клинок встретился со стальным черенком володиной лопаты. Отметина на самом черенке, что характерно, оказалась едва заметной. В утешение я рассказал о своем давнем разговоре со знакомым торговцем ножами. Его родственник был кузнецом и подрабатывал изготовлением штучных клинков на заказ. Работа эта серьезная, и мужик обзавелся прибором для замера твердости по Роквеллу. И вот как-то раз принесли ему и попросили замерить твердость клинка старинной булатной сабли. Замерили, оказалось 38 единиц – это при том, что автомобильная рессора закаливается до 50 единиц, а клинки хороших современных ножей уж всяко не меньше. В общем, дерьмо этот хваленый булат по современным меркам. И если таким было тогдашнее элитное оружие, то