…Спустя полтора десятилетия в Москве сын взял на себя похороны столетней бабушки. Она жила по соседству. Когда лежала без сознания, именно он вызвал Марка: мол, в смертный час умирающей важно почувствовать тепло родных рук. В семье знали о желании бабушки – предать тело сожжению в крематории. Тяжелая ссора Марка с набожной сестрой, нарушившей волю умершей, закончилась тем, что еврейская традиция взяла верх. Не дождавшись похорон, Марк с Химкинского кладбища отправился в аэропорт Шереметьево. И не только, чтобы дистанцироваться от нарушения воли матери. Главным, признавался он мне теперь, оставался страх – не выехать из России.
Эмиграция прочищает мозги лучше всякой пропаганды. И в большом, и в малом. Особенно в таком городе, как Лондон. Лично я, в отличие от Марка, в своей эмигрантской жизни придерживаюсь примитивного взгляда на то, что происходит в России. Вот слышу, правитель затевает войнушку, и вижу, как прытко на эту затею отзываются его подданные: едут на танках в сторону Украины, летят в Сирию, хапают Крым. И я говорю себе: пускай одобряют, авось поумнеют, станут более человечными, душевными. Ничего подобного, конечно, не происходит. Меня с души воротит от этой возни.
Марк иначе относился к происходящему на бывшей родине. То он рассказывал мне о своем глубоком разочаровании в русском народе, о том, что уязвимость российских выборов видит не в нарушениях при подсчете голосов, а в отсутствии условий для свободного, объективного и независимого формирования мнения выборщика. А потом вдруг звонил и сообщал, что с либеральными взглядами на Россию покончил. Мол, страна обречена со своими голубыми мундирами и преданным народом. И миру нечего ждать, какой вирус там победит – имперский или европейский. Дело не в вирусе, а в Реформаторе с решимостью Петра Первого. Вот он появится, как Дэн в Китае, и силой введет реформы.
Выслушивая эту чепуху, я подыгрывал Марку. Но мы сходились во мнении, что Россия, как и ее предшественница Империя зла, отвратительна, прежде всего, презрением к человеческому достоинству. И Марк, оставив российскую тему, восхищался Лондоном: мол, накануне вышел из Студии с чемоданом на колесиках. Пешком, не спеша, за четверть часа достиг вокзала Кингс-Кросс. Спустился в метро, доехал до Хитроу, по туннелю один эскалатор, за ним – второй… И до самого места регистрации полета нигде и ни разу не поднял чемодан. Везде с тротуаров через бордюры устроены пологие сходы. Входы в здание вокзала, проходы к эскалаторам в метро,