Я бросила долгий взгляд на девчонку и тяжело вздохнула. Дурой жила, дурой, видать, и помру.
– Значит, будешь пылиться в чулане у Астильбы. Мастер Пирус, к слову, делает прекрасные инструменты. Полагаю, я подберу что-нибудь по вкусу, когда выберусь отсюда.
Весь облик Эйда выражал разочарование. И плевать. Зато Король-Саламандра глядел на меня с явным одобрением. Ну да, героические и бессмысленные поступки – его профиль. Почувствовал во мне коллегу. Как там в пословице? Дурак дурака видит издалека. Или там как-то иначе было?
Мои размышления прервало шипение, с которым меч Короля-Саламандры покинул ножны. Я проследила за направлением взгляда духа и обомлела.
Причиной столь недружелюбного и угрожающего жеста Саламандры стало явление нового действующего лица. Впрочем, насчёт лица я погорячилась. Венчающие головогрудь восемь глаз в сочетании с хелицерами не тянул даже на «харю», не то что на «лицо». В силу особенностей местного воздуха, проницаемого для взгляда лишь до определённого предела, громадный силуэт тарантула обретал чёткость постепенно. Метров десять в высоту и такой же серый, как и весь окружающий мир, но на брюхе и лапах угадывался чуть более тёмный узор. Пауков я никогда не боялась. Как-то даже довелось подержать в руках крупного птицееда. Но при виде твари размером с небольшой загородный домик у меня случился тяжёлый приступ ксенофобии, густо замешанной на арахнофобии.
– Похоже, кто-то в Барлионе всё же слышал о Тарантулах, – зло процедил сквозь зубы Саламандра.
Погибший король шагнул вперёд, загораживая ребёнка и выставил перед собой меч. Что он собирался им делать, осталось загадкой – оружие духа выглядело зубочисткой в сравнении с внушительной паучьей тушей.
Другие души, завидев тарантула, бросились врассыпную. Интересно, что дух может сделать другому духу? Из-за чего они так его боятся? Или это просто память о нелёгкой жизни под игом Повелителей? Но нашлись и те, кого не напугал вид гигантского паука. Уже знакомый мне паладин обнажил оружие и встал плечом к плечу с Королём-Саламандрой, а тощий колдун взирал на Тарантула с интересом, но без трепета, как на равного.
– Ты ещё не сгинул, Ящерица? – исходившие от паука звуки были странными, щёлкающими и стрекочущими. Но пробирал голос до костей. Девчушка испуганно пискнула и спряталась под полой моего плаща. – Кто-то ещё помнит о твоём бессмысленном бунте и закономерном поражении?
– Всё не напрасно, если ты здесь, а не в Барлионе, – с вызовом ответил ему дух мятежного короля.
Распознать хоть какие-то эмоции на жуткой морде Тарантула не представлялось возможным, но вот в его интонации сквозило презрение:
– В том нет твоей заслуги, червь. Твоя жизнь, как и смерть, были лишь мелкой досадной помехой. Но я пришёл говорить не с тобой, ничтожество.
Все восемь паучьих глаз уставились на меня, породив