Это привело к тому, что на какое-то время убийства стали своего рода спортом; если раньше убивали по деловым или идейным соображениям, то теперь нередко из-за пустяковой обиды или вообще без сколько-нибудь убедительной причины. Общество взвыло. В парламентах дебатировались вопросы об объявлении сериалов (таким было официальное название нового стрелкового оружия) преступным оружием, о полном его запрете. Военные, естественно, были против, и, как всегда, власти ограничились полумерами: запретили торговлю сериалами, но в армиях оружие сохранилось. Всем было ясно, что оттуда оно будет утекать – медленнее или быстрее; так и получилось. Однако еще большей опасностью стали подпольные предприятия, изготовлявшие те же сериалы – разве что без номеров. Они укрывались под вывесками слесарных мастерских и всего прочего, чье название могло оправдать наличие пары-тройки станков; киберначинку для «паровозиков» поставляли, кроме заведений, ремонтировавших электронику, самые обычные магазины – поскольку электроника эта была разработана вообще-то вовсе не для оружия, а для видеоустройств, которые изъять из обихода было никак невозможно. Вскоре у сериал-оружия нашлись и защитники: оказалось, что оно – по их словам, во всяком случае, – постепенно приводило к отмиранию локальных войн как способу разрешения противоречий. Такие мнения возникли тогда, когда на Симоне – далеком мирке на окраине Федерации первый же бой привел к практически мгновенному уничтожению его участников с обеих сторон: после первого залпа стрелять стало просто некому. Военные после этого попытались решить вопрос, упрятав поголовно всю живую силу под броню; какое-то время казалось, что щит выиграл у меча – но лишь ненадолго. Финт оборонцев привел лишь к некоторому утяжелению пуль: новые их модели могли не просто находить цель (причем в военных действиях вовсе не требовалось, чтобы пуля поразила конкретного человека; она должна была поразить любого противника, для чего свои воины были, кроме прочего, наделены крохотным генератором волны, означавшей «свой»), но, встретившись с неодолимым препятствием, примагнититься к броне, из-под которой рано или поздно придется ведь выходить – и тогда ближайший «поезд» вспорхнет – и ужалит.
Наверное, после всего сказанного уже ясно, почему задачи телохранителей весьма заметно изменились по сравнению с идиллическими былыми временами. Киллера теперь нельзя было заметить; его требовалось предугадать, предвычислить еще задолго до того, как он займет исходную позицию. Иными словами – почувствовать, что нападение состоится или хотя бы – что вероятность его резко возросла по сравнению с нормальной. Здесь уже не могли выручить ни наблюдательность,