– Мне надо на литературу записать народную песню нашей местности.
– У-у, да хоть десять, – бабушка обрадовалась. Это было для нее раз плюнуть. Какую вот только выбрать, чтоб ребятишкам интересно было?
– Что же тебе спеть-то? У меня Ольке с Людкой шибко нравилась песня «Как на кладбище Митрофановском отец дочку зарезал свою». Я сяду занавески строчить, их на кровать посажу, они катушки с нитками перебирают, я песни пою.
Юлька округлила глаза от такой тематики.
– Не, ладно, лучше про Дуньку. «Дунька по лесу ходила, грибки-ягодки брала», – начала напевать бабушка.
– Там, по-моему, в конце как-то не очень будет, – засомневалась Юлька. Она не раз слыхала эту песню с довольно странным сюжетом: девушка нашла в лесу жука, принесла домой, а потом от этого жука родила ребенка с кудрявой головой.
– Ну, вот эту тогда. Мы ее с бабами на сенокосе часто пели, – и бабушка широко завела:
Любила меня мать, уважала,
Была я ненаглядная дочь.
А дочь ее с милым убежала
В глухую ненастную ночь.
Бежала она лесом дремучим,
Хотела беглянкою быть.
Беглянская жизнь ей надоела,
И вспомнила родную мать.
Бабушка пела очень выразительно, страдальчески сводила брови и горестно качала головой.
На что мне зеленая роща,
На что этот свет голубой,
Как вспомню я милого речи,
Зальюся я горькою слезой.
Подруга к подруге приходила,
Она ей отраву дала.
Отрава моя недорогая
Стоит один пятачок.
Возьму же я спичек коробку,
В отварной воде их разведу.
Стакан на окошко поставлю
И эту отраву я приму.
Подружки, ко мне вы приходите,
Я буду лежать на столе.
Прошу вы меня не судите,
Заройте мой труп в тишине.
Юлька старательно записала трагическую песню.
– Странный какой-то способ она выбрала. Утопиться и то приятнее, наверное, было бы, – прокомментировала сюжет Юлька.
– Ой-ёё, – протянула бабушка, – мы ведь с подружкой Нинкой чуть вот так не отравилися. Летом сорок второго, поди-ка… Все лето на крольчатнике с мамой робила. Травы, веток таскаешь-таскаешь, ни конца, ни края не видать. Всего двенадцать годов мне было. До того надоело! Бригадир шибко злой был, придет наругает нас с мамой, пошто-де коршунов да воронье не отгоняем – таскают крольчат. А я только и делаю, что с шестом бегаю, так руки намаю, поднять потом не могу. Нинка с матерью на курятнике эдак же. Вот и уговорились мы с ей отравиться. Я утром маме сказала, живот, мол, болит. Она меня оставила, сама на работу ушла. Я в чашку спичечных головок наломала, жду, пока размокнут. А маме навстречу Нинка попалася, спрашивает про меня. Мама отвечает – захворала. Нинка ей и говорит: «Это она врет. Мы с ней травиться сговорились. А мне