В кабинет вошел главный врач Метазов в ослепительно белом накрахмаленном халате.
– Боже! Кто пожаловал! – воскликнул он, хотя наверняка уже три дня знал, что городской прокурор записан на прием к консультанту. – Ну, о чем вы тут толкуете?
– Да вот, не хочет лечиться, – буркнул профессор.
– С ними, профессор, трудно, очень трудно, – пожаловался Метазов, глядя в записи, сделанные профессором. – Наши пациенты уверены, что болезнь для них что-то вроде секретарши, которой они распоряжаются… Так что же вы решили, товарищ Гурии?
Гурин смотрел на Метазова и удивлялся: густые светлые ресницы закрывали только глаза доктора, а казалось закрытым все лицо.
– Полежу дома, попью лекарства… Если не пройдет – лягу к вам.
– Ну что ж, хозяин-барин, что захотел, тому и быть, – заторопился Метазов и, уже собравшись уходить, вдруг строго попросил профессора записать в историю болезни обещание прокурора Гурина серьезно заняться лечением дома. И ушел.
– Хозяин-барин… – тихо проговорил профессор с усмешкой. – Все-таки я хотел бы предупредить вас – с сердцем у вас плохо. Плохо. Причем это тот случай, когда врачебной ошибки быть не может…
Гурин вышел в больничный сад и присел на скамейку – нет, нет, лечь в больницу он не может, оставалось несколько дней до областного совещания работников прокуратуры, на которое приезжает прокурор республики, и ему надо делать доклад о положении с преступностью в городе. О какой тут больнице могла идти речь?
Совещание прошло хорошо – остро, самокритично, прокурор республики похвалил Гурина за доклад и, к слову сказать, сделал критическое замечание по поводу выступления областного прокурора Кулемина, сказав, что в нем было мало серьезных размышлений о проблемах борьбы с преступностью.
После совещания Гурину работалось в охотку, словно после отпуска, даже сердце беспокоило меньше.
В то памятное утро ему позвонил секретарь горкома партии Лосев.
– Загляните, пожалуйста, ко мне, но не откладывайте, если можно.
В этой фразе весь Лосев – неизменно учтивый и вместе с тем настойчивый. Гурин вместе с ним работает уже седьмой год. Бывает, конечно, что и поцапаются. Прокуроры к секретарям горкома с приятными делами не ходят, их работа – ворошить все плохое, вытаскивать его на всеобщее обозрение и осуждение. Конечно, иному секретарю вдруг прихлынет мысль – не многовато ли у нас этого плохого? Лосев никогда эту мысль не высказывал вслух, но Гурин читал ее иногда у него в глазах или в