Черна держала бурый глазок пламенной жизни, ощущая сперва его жар, затем движение подобия корня, болью пронизывающее руку до плеча, рвущее сердце. Пот застил глаза, крупным бисером копился на лбу. Хотелось выть, но пока что удавалось молчать, прикусив язык.
– Верни его домой, – разрешила Тэра, когда рука с угольком задрожала и чуть опустилась. – И запомни хотя бы на двадцать первый год жизни, кто во всяком замке заговаривает первым: свободные люди. Только они, но никак не носители знака своей старой ошибки.
Черна собрала остатки сил и бережно уложила уголек на прежнее место, не бросая и не роняя. Разогнулась, отдышалась и кое-как сдержала улыбку. Ничто не делает жизнь столь прекрасной, как схлынувшая боль! День теперь светел, а злиться на Тэру нет ни малейшего намерения. Она, в общем-то, права. Почти. Черна поморщилась, проглотила кровь с прокушенного языка и покосилась на хозяйку.
– Что еще? – сварливо бросила Тэра.
– Я тут живу столько, сколько помню себя. Может, даже с рождения. Всегда хотела знать: в чем моя ошибка?
– В том, что ты есть, – очень тихо выговорил Белёк, сморгнул и… очнулся. С ужасом глянул на сожженную руку Черны, сделался белее снега и сполз на пол.
– Особенный вальз, я ведь знала, – Тэра повела бровью. – Забери его, приведи в сознание и успокой. Ему надо совершить немало ошибок, чтобы стать тем, кого и пророку не слепить насильно. Пусть так. Убирайся, я устала.
Черна подтянула на плечо сухое тело приятеля, кое-как заставила себя разогнуться и подняться с колен. Пошатывало изрядно. Нескорый обед вмиг сделался мечтой. Переставлять колоды ног едва получалось.
– Мне с весны занятно, кто помогал тебе таскать уголь столь медленно, – сладким голосом шепнула Тэра в спину. – Разные были мысли, грело любопытство и то, что сфера оставалась темна вопреки моим попыткам всмотреться… или подглядеть. Но последняя ваша выходка слишком уж заметна, даже вопреки шарховой нити в твоем поясе и многослойным манипуляциям с тканью мира, исполненным в стиле южного луча. Ясномогучий анг – существо сложное, движения его души так же плотно затуманены, как и сам образ. Запомни.
– Я желаю помнить лишь то, что сказал он, – выговорила Черна, морщась и прикидывая, получится ли второй раз вытянуть уголек больной рукой. – К тому же я все еще здесь, и мне дурно от мысли, что я вроде твари на хозяйской сворке.
– О, если бы дело обстояло столь просто, – натянуто рассмеялась Тэра. – Спорить не стану, высказывать суждения тоже: ты крепко уперлась. А когда ты упираешься, слова делаются бессмысленны, ты не поверишь самым прямым доказательствам. Иди.
– Заранее предупреждаю: с Бельком ради хозяйской потехи я драться не стану, не по мне противник.
– Разве ты обрела дар прозревать