Типичным является некомплект офицеров групп по изучению и использованию опыта войны в штабах фронтов и армий в пределах 25 %.
Обращает также на себя внимание и тот факт, что инициативная, творческая работа офицеров-опытников[31] не всегда находит должную оценку и поддержку со стороны старших начальников»[32].
Кроме того, существенное отрицательное влияние оказывал культ личности. Например, авторы книги «В боях за Орёл» основной причиной победы в битве на Огненной дуге называли «глубоко продуманные, до предела точные и реальные планы нашего Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина»[33]. Этот тезис красной нитью проходит практически через все публикации конца 1940 – начала 1950-х гг. Он лишал историков возможности реально оценивать планы советского командования не только на стратегическом, но и на оперативном уровне, события и результаты боевой работы Красной армии в ходе битвы, а тем более высказывать какие либо критические замечания. «В целом же, – писал ведущий советский специалист по Курской битве полковник Г. А. Колтунов, – для всей вышедшей в годы войны литературы по истории Курской битвы характерно было то, что в ней эта битва показывалась как одно из важнейших этапов на пути полного разгрома немецко-фашистских захватчиков. События рассматривались в самых общих чертах… во всех работах опускалось соотношение сил и содержание боевых приказов. Мало уделялось внимания и вопросам военного искусства»[34].
Сразу после разгрома нацистской Германии обобщение опыта войны продолжилось, но уже на более высоком уровне. Руководство Вооруженных Сил СССР считало его важным средством по совершенствованию форм и методов управления войсками. Заметно увеличилось число военно-исторических отделов в штабах родов войск. К этому процессу активно подключились военно-учебные заведения. Так, например, только в одной из ведущих военных академий – им. М. В. Фрунзе – в 1947–1950 гг.