Кажется, что Джин почти пробуждается от этого воспоминания; у нее на глазах наворачиваются слезы. «Разве этого было мало? Ты хотел больше? Разве это было не самое прекрасное, что мы могли испытать? Тебе надо было снова закрутить с ней роман? Но ты же с ней уже был, это даже не было завоеванием. Так почему?» Джин уже несколько месяцев задает себе этот вопрос, и несколько месяцев не находит на него ответа. И с тех самых пор не занимается сексом. И, может быть, уже больше никогда им не займется! Боже мой, об этом страшно и подумать.
– Мама! – Джин идет на кухню и, вспоминая по пути о том, что она подумала про нее и про папу, готова рассмеяться.
Франческа только что закончила гладить, убирает со лба прядь волос, упавшую ей на лицо.
– Да, дорогая, я тебя слушаю.
Джин появляется в дверях в спортивном костюме.
– Я пойду немного побегаю. Мне нужно развеяться. Буду дома через часик.
Франческа кивает; ей бы так хотелось рассказать дочери все или хоть что-то – да, одним словом, изложить план, то, что было намечено, но она не решается.
– Конечно, сокровище. Пока.
Она смотрит, как Джин уходит, оставаясь перед закрытой дверью и не зная, что делать с печалью Джин: этой печали не видно, но она дает о себе знать. И виноват в этом тот парень, Стэп. Франческа качает головой. «Еще неизвестно, как это воспримет Джин, даже не знаю». Но она уже решила; ей не нравится мириться с происходящим, ничего не пытаясь изменить. Франческа считает, что всегда лучше делать хоть что-то, чем бездействовать в надежде, что время загладит страдания. А если даже времени будет мало? Она начинает раскладывать поглаженную одежду по местам. И позволяет себе небольшую улыбку. Нет, она уверена, что поступила правильно.
Джин подъезжает к пруду в квартале Тор-ди-Квинто, паркуется и, едва выйдя из машины, надевает наушники, выбирает свой плейлист на «Спотифай» и начинает пробежку. Первой звучит песня: «Yellow» группы «Coldplay». «Вот именно, – думает Джин, – мне нужно начать думать о новой жизни. Стэп перестал меня искать, он познакомился с Алессией или какой-нибудь другой, понял, что не стоит тратить время и что так будет проще». Эта мысль ее огорчает. Ей хотелось бы, чтобы он еще долго, очень долго стоял перед этим подъездом, и, в конце концов, она бы его простила. «Но возможно ли прощение в любви? Буду ли я на него способна? Не буду ли я продолжать всегда думать, что в те минуты он не был моим? Его губы, язык, дыхание, объятия, голова, сердце, его… Нет. Я не хочу думать об этом, черт побери! Вот, я должна была ему это сказать!» И она смеется, немного удлиняя шаг. «Хорошо, начнем представлять себе новую жизнь, да, новую жизнь с другим. Начнем с тех, кто в последнее время так или иначе пытался меня закадрить. Во-первых, Джованни: с виду он симпатичный, но довольно глуповатый. Учится в медицинском, но говорит только о себе: „я, я, я”. „Я умею делать это, я умею делать то”. Интересно, какой он в постели? О боже, только не это! Я даже не могу представить, чтобы он ко мне прикоснулся. Во-вторых, Массимо.