Некоторые дипломаты оставили сведения о регулировании частных правоотношений, обычаях повседневной жизни. Правда, в какой-то мере получение этих сведений стало следствием того, что дипломаты попадали фактически в заключение и были вынуждены иногда по нескольку месяцев проводить на одном и том же месте под охраной, по сути, «убивая время», наблюдая за жизнью местного населения, в том числе и правовой. В качестве примера можно привести записки Н.Н. Муравьева, побывавшего в Туркмении и Хиве в 1819–1820 гг., А.И. Глуховского и А.А. Татаринова, участников миссии в Бухару в 1865 г. и др.
Другой категорией путешественников стали ученые – специалисты по географии, биологии, геологии, гидрографии, астрономии и т. д.; немалое их число было и среди участников дипломатических миссий, которые, таким образом, приобретали комплексный характер. Естественно, значительная часть их работ посвящена чисто научным результатам поездок и не содержит интересующих нас в рамках данного исследования сведений о государственности и праве. Однако многие ученые, обладая широким кругозором и любознательностью, намного выходили за рамки своих практических задач во время поездок и оставили ценные наблюдения о системе управления, правовых отношениях, включая и отсутствующие в официальных восточных документах сведения о применении обычного права различных народов и местностей Центральной Азии. Нередко ученые фиксировали и события, в которых сами участвовали или наблюдали непосредственно. К числу таких важных публикаций можно отнести, в частности, записки вышеупомянутых Э.А. Эверсмана, А. Лемана, а также горного инженера К.Ф. Бутенева, востоковеда Н.В. Ханыкова, геолога А.П. Федченко, востоковедов Н.Ф. Петровского и А.Л. Куна, ботаника В.И. Липского, географа О. Олуфсена, альпиниста У.Р. Рикмерса и многих других[7].
Значительное число путешественников составляют представители военных ведомств, т. е. «официальные» разведчики, которые могли либо участвовать в дипломатических миссиях (как Н.Н Муравьев, Е.К. Мейендорф, Н.П. Игнатьев, С.И. Носович и Л.Ф. Костенко и др.), либо же проводили именно военные рекогносцировки тех или иных регионов Центральной Азии. Как и в случае с учеными, многие военные в своих отчетах отражали специфические сведения географического, климатического и статистического характера, имея целью оценить доступность соответствующих местностей для прохода войск, их обеспечения необходимыми припасами, в ряде случаев – стратегические возможности (возведение укреплений, иные способы воспрепятствования проникновению противника)[8].
Исследователи вполне обоснованно отмечают, что порой было очень сложно классифицировать экспедиции в Центральную Азию как чисто «гражданские» или «военные»: и в тех и в других, как правило, присутствовал военный эскорт и военные советники, а научные цели изучения региона (в том числе его климатических