Я смотрел на нее в ужасе. «Изабелла», пробормотал я потерянно. «Ты идешь через все это?»
Она сказала холодно, и опять на меня повеяло могилой: «Мы сейчас не обо мне. Подумай о сынуле».
Я подумал о своей смерти, как единственном выходе из безвыходной ситуации.
Изабелла тут же вмешалась в мой процесс мысли: «Этим ты никого не спасешь, и в первую очередь его. Он наследник твоей энергии. Он займет твое место» послала она мне.
В холодном поту при жаркой погоде, я сказал вслух: «Убей меня, Изабелла».
Она нисколько не смутилась: «При случае я это сделаю», сказала она вслух. А пока ты должен работать. И на Эллочке тебе придется жениться».
«Зачем?» спросил я с отвращением.
«Кто-то должен шпионить за каждым твоим шагом. Меня пошлют только когда ты начнешь тонуть, или хулиганить. Как тяжелую артиллерию. Жалости от меня не жди. Я даже не говорю тебе: подумай. Думать для тебя слишком большая роскошь. Ты обречен». «А теперь идем в Вифлеем. Помолишься на прощание с Богом. Еще немного и мы попадем в самый пик жары».
Она встала. Я оставил несколько шейкелей на столе. И на жару мне сейчас было наплевать, потому что мне сейчас было наплевать на все, кроме сынули. Какое-то сомнение в ее словах билось робким голубком в груди. Какая-то безумная надежда.
Изабелла смахнула что-то с ресниц. «Пыль», сказала она на выходе.
Мы нырнули в бассейн солнечного света. Одели защитные очки. Дальше шла широкая пыльная дорога с редкой растительностью до горизонта. Навстречу араб в чалме и в халате подгонял стадо овец, и мы отошли на обочину. Мы больше не разговаривали. Изабелла подозрительно хорошо знала дорогу. Кого все же ты здесь водила, дорогая Изабелла? И в чем твоя надежда? Кого ты вела на убийство? – думал я, забыв, что она все слышит. Впрочем, мне было все равно. Теперь не было места на земле, где бы я мог спрятаться. И все-таки. Что если научиться молчать? Мыслить беззвучно. Как же они этого достигли. И может быть это и есть настоящее мышление? И прав был Тригер, сказав мне о маразматическом мышлении. Задача показалась мне невозможной. Не дадут они мне молчать и спрятаться. Как только я не откликнусь на несколько их реплик, я услышу: «Ну как там сынуля?» И мои внутренности заорут в панике: «Жив, здоров, неприкосновенен». И я услышу смех в ответ.
Началась сухая степь с кустиками травы. Пастух в чалме и халате все гнал куда-то стадо овец. Показался арабский поселок. Клубы дыма подымались над кирпичными зданиями. Ого, вырвалось у Изабеллы. «Мы попали в Интифаду. Это арабские повстанцы. Говори с ними на английском. Я буду молчать. Скажи, что мы туристы из Нью-Йорка. Идем паломниками в Вифлеем. Если они поймут, что я израильтянка, нам не поздоровится».
Мы продолжали идти и, со своими рюкзаками, выглядели как туристы. На первой же улице нас окликнули из дверей кафе. Я понял, что им надо знать откуда мы. Я помахал приветственно рукой и прокричал: «Нью-Йорк!» В ответ они махнули рукой, чтобы мы шли дальше.
Посередине