Вышли вместе. При этом Анастасия пересекла Брюсову дорогу и дерзко бросила:
– Кланяйтесь Эллису[19]!
Валерий Яковлевич остановился и вежливо спросил:
– От кого?
– От Аси Цветаевой.
Притронувшись к шляпе, Брюсов поклонился, а озорница уже бежала от него с чувством раскаяния:
– Сердце билось… Зачем я сделала это? Я не знала сама. Я, не заряжаясь Марининой нелюбовью к нему, так любила его стихи!
Конечно, о случившемся Анастасия рассказала сестре, и Марина откликнулась на происшедшее стихотворением «Недоумение»:
Ты, такой не робкий,
Ты, в стихах поющий новолунье,
И дриад, и глохнущие тропки,
Испугался маленькой колдуньи?
В трамвае. В 1910–1911 годах Лидия Евреинова (Иконникова) занималась в мастерской художника П. И. Келина. Там же учился В. В. Маяковский. В воспоминаниях, посвященных годам учёбы, Евреинова не раз упоминала будущего поэта. Но сближения с ним не было. Только раз они встретились вне стен мастерской. «Был август, – вспоминала Лидия Александровна. – У Страстного монастыря я села в трамвай, с трудом втиснувшись на переполненную до отказа площадку.
– Здравствуйте, Иконникова! – вдруг раздался громкий голос Маяковского. – Я узнал вас по вашему оперению (на мне была надета шляпа с двумя крылышками по бокам).
– Здравствуйте, – ответила я, отыскивая его глазами».
Трамвай проехал одну остановку. Несколько человек на ней вышли. Стало немного свободнее, и Маяковский предложил Евреиновой пройти из тамбура в салон вагона, обещая угостить грушей, которую держал в высоко поднятой руке. Пассажирам же объявил:
– Самая лучшая груша в Москве.
«Расслабленность» в поведении в начале прошлого века не приветствовалась и не понравилась Лидии; поэтому в вагон она не прошла. А Маяковский не унимался:
– Да что вы краснеете, как печёное яблоко, не стесняйтесь, у меня есть ещё одна.
Евреинова демонстративно отвернулась и стала смотреть в другую сторону. А Маяковский продолжал ёрничать:
– Дядя, который в фартуке, посмотрите, что она, взаправду рассердилась или так, только притворяется?
«Дядя», стоявший за спиной девушки, судя по белому фартуку – дворник, старательно вытянул шею и заглянул Лидии в лицо, а затем под смех публики доложил:
– Шибко осерчали.
Пришлось Маяковскому есть «самые лучшие груши» в одиночестве, и отнюдь не в гордом.
Личность без двойника. Николай Асеев увидел его издалека. Маяковский шёл широким шагом по Тверскому бульвару. Высокий, очень приметный в толпе, в чёрной, распахнутой на груди блузе. Вот уже поэт почти рядом. Асеев мельком отметил сияние его глаз и решительно шагнул навстречу.
– Вы Маяковский?
– Да, деточка.
«Деточка» была на шесть лет старше, но это не