Странствия Шута. Робин Хобб

сможет быть собой – чудесной и странной крохой, которая очень медленно растет. Пусть я и покинул ее, чтобы спасти Шута, но это больше не повторится, я скоро вернусь к ней. Может быть, утешал я себя, Шут в ближайшие дни поправится достаточно, чтобы отправиться со мной. Я заберу его в Ивовый Лес, и там, в тишине и покое, он сможет отдохнуть и исцелиться. Сейчас он слишком плох, чтобы возвращаться в Клеррес, не говоря уже о том, чтобы помочь мне убить тех, кто искалечил его. Месть подождет, а детство ждать не может. Стать убийцей ради Шута я всегда успею, а отцом для Би я должен быть сейчас. Поэтому самое большее, чем я могу помочь ему, – предоставить возможность поправить здоровье. Да. Первым делом ему нужно окрепнуть, а мне – позаботиться о дочери.

      Я немного побродил, бесшумно ступая, по комнате. Когда-то я был счастлив тут, в тайном логове убийцы. Однако на смену стариковскому беспорядку пришла вдумчивая аккуратность леди Розмари, заполучившей логово в свое распоряжение. Комнаты стали чище и опрятнее, но мне почему-то не хватало груд свитков и снадобий, валявшихся повсюду во времена Чейда, его начатых и брошенных на полдороге задумок. Теперь на полках, где некогда можно было найти что угодно, от змеиного скелета до окаменевшего обломка кости, ровными рядами стояли закупоренные склянки.

      На каждом флакончике был ярлык, подписанный красивым дамским почерком. Каррим, эльфийская кора, валериана, волчий аконит, мята, медвежий жир, сумах, наперстянка, циндин и тилтский дым. На одном горшочке стояла пометка «Эльфийская кора с Внешних островов», должно быть, чтобы не спутать ее с корой из Герцогств, имеющей более мягкое действие. В стеклянном сосуде была какая-то темно-красная жидкость, которая закручивалась водоворотами от малейшего прикосновения. В красной жиже мелькали серебряные нити – не смешивались с ней, но и не всплывали на поверхность, как жир на воде. Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного. Ярлычка на флаконе не было, и я осторожно поставил его на место, в специальную деревянную стойку, предохранявшую от падения. Некоторые вещи лучше лишний раз не трогать. Я понятия не имел, что такое карудж-корень и кровохлёст, но рядом с каждым из этих названий был красными чернилами пририсован череп.

      На полке ниже были ступки с пестиками, чтобы толочь, ножи, чтобы крошить, сита, чтобы просеивать, и несколько маленьких, но тяжелых котелков, чтобы вытапливать. В подставке аккуратно стояли покрытые пятнами от опытов ложки. Еще ниже красовался ряд глиняных горшочков, назначение которых я сперва не понял. Маленькие, размером с кулак, с плотно пригнанными крышками, они были покрыты коричневой глазурью и крепко запечатаны варом. Зато в каждом было отверстие в середине крышки, откуда торчал навощенный льняной шнур. Я из любопытства взвесил один такой горшочек в руке и только тут понял, что это. Чейд говорил, что ему удалось продвинуться в опытах со взрывчатым порошком. Выходит, я держу в руках его новейшее изобретение для убийства. Я осторожно поставил горшочек на место. Орудия моего старого ремесла стояли передо мной ровными рядами,