Последний человек на Луне. Юджин Сернан

космическую программу? С этого момента мечта отправить людей на орбиту и далее должна была рассматриваться сквозь призму тех жертв, которые для этого потребуются. Наше предприятие было опасным, и теперь мы все ясно понимали, что имел в виду президент Кеннеди, когда говорил, что наша страна должна принять этот вызов не потому, что полететь на Луну просто, а потому, что это трудно. Он хотел, чтобы мы высадили человека на Луну до конца десятилетия, и сейчас, в начале 1967 года, первый космический корабль, который мог приблизить нас к этой цели, лежал в руинах. Часы тикали, а работы еще оставалось очень много. Быть может, то, о чем просил Кеннеди, на самом деле невозможно?

      Я смотрел, как хоронят моего друга, и начинал думать, не будет ли смерть Гаса, Эда и Роджера стоить нам шанса пройти по Луне. Не конец ли это всей программе «Аполлон»?

      3

      Проданный монашками

      Первые астронавты по природе своей должны были обладать отвагой и самоуверенностью, потому что невозможно усесться в парусиновое кресло на верхушке монструозной ракеты и с готовностью, более того – с нетерпением ожидать старта на ней в космос, не имея полной уверенности в себе и своих способностях. Не мешала и некоторая доля гордыни: «Я могу сделать всё!» Мы были пропитаны духом соперничества во всем – и когда гоняли на наших «корветтах» по Мысу, и когда устраивали изысканные розыгрыши, и когда рассекали в небесах на T-38, превращая обычный тренировочный вылет в воздушную схватку.

      Возвышаться над нами мог бы лишь человек особого рода, и Вернер фон Браун как раз и был таким. Американская публика считала нас блистательными и отважными героями, но в присутствии герра доктора мы оказывались школьниками с мечтой о полете в космос. Да, мы были хороши, но он – великолепен, человек, создававший эти прекрасные ракеты, которые понесут нас к Луне. Мы отдавали делу свои тела, а он – мозг.

      Однажды вечером в хьюстонском ресторане, где он собрал четырех астронавтов-новичков, из которых никто еще не летал, я осознал, что этот крупный немец – красивый почти как кинозвезда, с густыми темными волосами, аккуратно уложенными на одну сторону, и с горящими глазами истинно верующего – намного больше, чем просто ученый. Он был визионером и философом, можно сказать, Жюлем Верном наших дней, способным проникать взором в будущее. Германские ученые обычно ассоциировались с прямым углом: инженеры и техники, которые стремились к абсолютному совершенству во всех вопросах. Фон Браун шел много дальше – в мир идей, где нет прямых линий и нет преград, и он считал сухие формулы необходимыми только в той степени, в какой они могут удовлетворить его страсть к космическим путешествиям. Он был инженером высшей пробы, но одновременно и мечтателем, то есть именно тем, в ком нуждалась космическая программа. Он уходил далеко вперед от событий настоящего момента. Как своего рода алхимик, фон Браун мог превратить научную фантастику в научный факт.

      Он наклонился вперед, поставив локти на тугую белую скатерть, и обратил к нам повелительный