и выпитый горячий чай делают своё дело. Добро достает из шкафчика свечу. Он поджигает ее и ставит на стол. В ее свете мне видно, как мужчина трет руки, пытаясь согреть их своим дыханием. «Вы сильно замерзли?», – спрашиваю я, откладывая конфету на край стола. «Нет. Мне не холодно. А тебе?», – улыбаясь, произносит он. «Почему Вы постоянно врёте? Уж очень Ваши ответы похожи на ответы моего папы. Он всегда отрицал очевидные вещи. Неужели, он меня тоже обманывал? Почему я такая глупая?», – обиженно допытываюсь я. На мои глаза наворачиваются слёзы, я всячески пытаюсь скрыть их. «Если человек твоего возраста использует обороты типа ״отрицал очевидные вещи״, не думаю, что он вправе называть себя глупым», – ошарашено произносит Добро. Он с минуту молчит, а потом спокойно продолжает: «Взрослые не могут врать. Да-да, они не врут. Они просто дарят своим детям спокойствие, выражая свою любовь. А это разные вещи». Его глаза источают тепло. Они улыбаются. Как так можно улыбаться одними глазами? «Ну, а сейчас, мне нужно будет тебя отвести к твоим…, – на мгновение запнулся Добро, – родителям. Времени у меня не совсем много, поэтому говори. Я вижу, ты немного отдохнула, и теперь мы сможем с тобой побеседовать. Как ты здесь оказалась? Где твои… родные? К кому мне тебя отвести?», – серьезно говорит Добро, смахивая невидимые крошки со стола.
Мой самовлюбчивый мозг (правильно, ведь так произносится?) всячески старался думать о другом. Он так старательно это выполнял, что я на некоторое мгновение смогла думать о чем-то и о ком-то другом, помимо отца. Так вечно продолжаться не могло. Я это прекрасно понимаю. Я смотрю на Добро, у меня тысячи слов, но мне нечего сказать. Прости, папа, я не могу сдержаться. Слёзы ручьем текут из моих глаз.