В тот же миг белая молочная пелена всклубилась за спиной лесного бога, и он, не разворачиваясь, шагнул туда, утаскивая воина. Сквозь белесое марево, быстро растаявшее, проявился огромный шатёр, рядом с которым стояли на чёрных колёсах большие походные печи. Несколько баб-поварих, одетых в белые одёжки, толпились у входа в шатёр, испуганно прячась друг за друга, и держа в руках кухонные ножи и большие черпаки. И прятались они от чего-то, что было в этом шатре.
Начальник штаба, согнувшись в три погибели, сглатывал слюну от подступившей дурноты. Не любит туман людишек, наизнанку выворачивает.
Яробор при виде этого легонько улыбнулся. Пусть помучается, наглец.
– Что девоньки? – зычно спросил леший у поварих, – чего испужалися?
Бабы разом взвизгнули и, подскочив на месте, развернулись.
– Там медведь в столовой! – сразу начала причитать одна из них, тыча пальцем на шатёр. – Здоровый такой. Страшный.
Они все посмотрели на Яробора как-то с надеждой и благоговением. Он приосанился, уже и забыв, каково оно, быть богом. Лепота. Внутри снова стало теплеть.
– Расступись, девоньки, – сдвинув парчовую шапчонку на затылок, ответил он и шагнул внутрь, потянув стрельца за рукав.
Пологи шатра пред ним сами собой раздвинулись. Вход был невысок и пришлось немного пригнуться, а потом глазам предстало зрелище.
Среди сдвинутых и уроненных обеденных столов и лавок, прямо на тканом полу сидел По́седень. Старый бер сгрёб в кучу жестяные кубышки с синими узорными боками и поочерёдно поднимал их, протыкал когтём, а потом лакал длинным алым языком белую тягучую жижу, похожую на сливки молочные. Он делал это с таким самозабвением, что даже не обратил внимания на вошедших. Его язык быстро-быстро облизывал кубышку, а когда кончалась, он тянулся за следующей. Яробор смотрел, как он опорожнил две такие жестянки, прежде чем заговорить, но сначала глянул на скисшего стрелецкого чина.
– Ты что творишь, дурень? – позвал он медведя.
Бер замер и поднял взор. Тягучая жижа струйкой потекла по морде и стала капать на тканый пол.
– Лакомлю сябя, – клокочущим басом ответил По́седень, облизав морду, а потом наклонившись к полу и принюхавшись к небольшой лужице. – Сие оне́ кличут сгущёнкой. Я такого отродясе не яствовал. Страсть как сладка. Как мёд, токмо молочный. Ты отведай, сам не оторвёшься потом.
– Ты всех баб распугал, дурень, – снова произнёс Яробор, пропустив мимо ушей предложение пробы.
– А пошто оне́ пужаютися мя. Я же не трожу никого из них.
– Да уж больно ты люто выглядишь.
– Мне э́тага яства хватит для полюбовного мира и дружбы с этими бабами. Не́ча меня пужа́ться. Я теперя от их кухни ни на единый шаг не уйду. Пущай обвы́кнутися тепе́ря.
Яробор вздохнул и поглядел на воеводского помощника. Стыдно ему стало за мысли о клевете. Пусть и не безобразничает бер, но девок испугал.
– Твоя правда, – выдавил он из себя, – но не со