Незнакомый голос вывел девушку из странной задумчивости.
К слову, в последнее время, это состояние души посещало ее все реже. Глядя на Аню, ей и самой хотелось бороться. Появились силы сдвинуть горы! Захотелось писать.
– Да. А что такое?
Яна повернулась. К ней шли двое: мужчина и женщина. Оба хмурые, очень серьезные, и явно незнакомые. В тусклом освещении больничного коридора оба казались сморщенными и тусклыми. Даже одежда была серой и неброской. И только одинаковые синие шуршащие бахилы на ногах хоть как-то оживляли унылое впечатление.
– Значит. Это вы к нашей дочери ходите? – мужчина начал сразу с дела.
Оглядев девушку с ног до головы, он быстро сделал все нужные выводы.
Невысокая, худенькая, да какой она, к черту, знаменитый писатель!
– В смысле хожу? – Яна несколько раз моргнула, пытаясь понять, кто перед ней. Собственно, думать долго не пришлось. – А вы про Аню, да, я ее навещаю. Вы, должно быть, ее родители. Добрый вечер.
Воздух вокруг наэлектризовался.
Будучи хорошим врачом, с большим опытом работы, она могла безошибочно почувствовать настрой пациента и собеседника. Так вот, эти двое, явно были настроены на скандал, или как минимум на очень неприятный разговор. Вопрос, с чего бы это?!
Мужчина продолжил все тем же безрадостным голосом:
– Понятно. Надо вам это прекратить!
Яна едва не подпрыгнула от неожиданности.
Вот тебе на! Вот тебе «Спасибо!» за доброе дело, за добросердечное начало и благие намерения! Мир что, сошел с ума! Или планета сошла с орбиты и начала вращаться в другую сторону.
Темные брови медленно поднялись, скрывшись за длинной челкой. Ее голос так же окрасился металлическими нотками. Что-что, а вот втаптывать себя в грязь она точно не позволит. И диктовать условия тоже.
– Почему это?
– Зачем вы забиваете голову нашей дочке всякими глупостями. Она не такая как все, она привыкла к этому, зачем все эти перемены?! Почему вам разрешили вывести ее на улицу?! Ведь она не выходит! Вы хотите, чтобы над ней смеялись?! – на этот раз слово взяла женщина. Голос готов был сорваться на визг, но она во время спохватилась, вспомнив, где находится.
Яна поморщилась.
Так вот в чем дело! Вот почему Аня не соглашается на операцию! А ведь в глубине души это подозрение засело давно, значит, не зря. Вот она семья, и вот она поддержка для подростка. Боже мой, как же порой все сложно. И не ей лезть в чужой монастырь со своим уставом. Но так ведь нельзя! Нельзя мыслить шаблонами!
Наверное, поэтому в душе сделалось очень горько, обидно, за ту бедную затюканную стереотипами девочку, от которой она ушла всего несколько минут назад. В душе стремительно разворачивались эмоции, сменяя друг друга, как кадры в кино: жалость, обида, непонимание, гнев и злость. Последняя парочка была особенно навязчивой, и если уж поселялась в сердце, то вытурить их оттуда было ой как не просто. Это означало только одно: война! А уж когда Яна вставала на тропу войны за правду,