Неужели и это ему приснилось? Судя по всему, да. Все считали, что Эми погибла на стадионе во время взрыва, уничтожившего Дюжину. От нее ничего не осталось. Но ощущение было настолько живым! Иногда он был четко уверен, что Эми до сих пор жива где-то, но затем его охватывали сомнения. И он решил оставить всё это при себе.
Некоторое время он стоял, глядя, как солнце разливает свой свет по техасским холмам. Внизу, у основания плотины, блестела вода, гладкая, как зеркало. Питеру хотелось искупаться, чтобы избавиться от похмелья, но надо встретить Калеба и отвести его в школу, перед тем как пойти на работу. Плотник из него получился так себе, в жизни он научился лишь одному – быть солдатом, но нынешняя работа позволяла ему вовремя возвращаться домой каждый день, а поскольку Строительное Управление всё так же вело обширные работы, им каждая пара рук нужна была.
Кервилл буквально трещал по швам. Из Айовы переехали полсотни тысяч человек всего за пару лет, так что население выросло более чем вдвое. Разместить их было нелегко, учитывая, что Кервилл строился, исходя из концепции нулевого роста населения. Семьям не разрешалось заводить более двоих детей, за нарушение взималась изрядная пошлина. Можно было завести третьего, если один из первых двух не доживал до взрослого возраста, но лишь в том случае, если ребенок умирал раньше, чем ему исполнилось десять.
С прибытием людей из Айовы вся эта концепция пошла прахом. Не хватало еды, топлива и лекарств, возникли проблемы с санитарией. Слишком много людей в ограниченном пространстве, и каждый притащил с собой все свои болячки. Росло взаимное недовольство. Поспешно возведенный палаточный лагерь принял первые волны переселенцев, но люди всё прибывали, и временное жилье быстро превратилось в постоянное. Многие переселенцы из Айовы, всю жизнь проработав по принуждению, с трудом пытались приспособиться к новой жизни, в которой за них никто не принимал решения – в ход пошла поговорка «ленивый, как айовец»; другие же шарахнулись в другую крайность – нарушали комендантский час, шлялись по борделям и кабакам Данка, пили, воровали и дрались, будто с цепи сорвались. Единственные, кто был им рад, так это цеховики, которые привыкли торговать из-под полы, продавая на черном рынке всё, от еды и до молотов с обручами.
Люди стали в открытую говорить о возможности жить за пределами стен. Питер понимал, что это всего лишь вопрос времени. Уже три года не видели ни одного Зараженного, ни драка, ни даже нарика, и на Гражданское Управление давили всё сильнее, призывая открыть ворота. События, произошедшие на стадионе, разошлись в народе в виде тысячи легенд, непохожих одна на другую, однако даже самые закоренелые скептики начали свыкаться с мыслью о том, что угроза миновала. Уж кому, как не Питеру, было