– Во-вторых, нам нужно достойное помещение для партии, – продолжил Молотов.
– Если монархия и вправду падет, можно будет занять какой-нибудь дворец великих князей, – предложил Залуцкий.
– Это не выйдет, – сказал я. – Великие князья наверняка перейдут на сторону новой власти, все они не любят царя. Новая власть их дворцы вряд ли тронет. Но помещение, и как можно пошикарнее, нам нужно немедля, здесь товарищ прав. Вот его и получим.
Все уставились на меня.
– Прогоним царскую блядь. Особняк Кшесинской – воистину дворец и стоит в хорошем месте.
– Мысль здравая, – согласился Шляпников. – У нас есть свои люди в броневом дивизионе. Они помогут.
– Дивизион не беспокойте. Дворец она освободит сама, – заверил я.
Уставились:
– Как это?
– Объясню потом. Нынче важно другое. Завтра начнется дележ власти в Совете. Нам надо потребовать участия большевиков в его руководстве…
На следующий день с утра мы были в Таврическом дворце. У дворца та же картина – тысячи у входа… В Екатерининском зале – плотная толпа, через нее мы вчетвером протиснулись в помещение Совета, в комнату номер двенадцать.
Во всю величину комнаты – бескрайний, крытый сукном стол.
В зале человек двести: сидят, стоят, ходят, переговариваются. Шум, гам. Идут выборы. Как и положено подпольщикам, вся троица кроме имен имела партийные клички: Залуцкий – Петров, Скрябин – Молотов, Шляпников – Беленин… Оказалось очень удобно. Предлагают в бюро Молотова, а за Молотова среди прочих голосует весь аккуратненький с аккуратненьким носиком аккуратно постриженный Скрябин… Шляпников и Залуцкий выкрикивают: «Беленин!» И зал, жаждущий поорать, кричит: «Беленин!»
Под псевдонимом Беленин избран Шляпников… Далее все то же – троица выкрикнула: «Петров!» – и избрали Залуцкого. А потом всю троицу избрали уже под собственными фамилиями. И меня тоже дважды. Так что в Совете оказалось восемь большевиков. Мы много тогда смеялись.
Веселившихся, счастливых Залуцкого-Петрова и Шляпникова-Беленина через двадцать лет расстреляет мой друг Коба, который ехал в это время в поезде из Туруханска в Петроград. И вместе с Кобой подпишет расстрельный список их нынешний самый близкий дружок, аккуратненький Молотов-Скрябин.
Помню, как в дверях вдруг появились солдаты. Серые шинели, тесня собравшихся у стола президиума, грозно орали. Сначала за столом президиума испугались. Но выяснилось: солдатики не угрожают. Просто хотят участвовать в Совете.
– Мы тоже желаем советоваться! Почему обижаете?
И тогда мы вчетвером хором прокричали:
– Солдат в Совет! Солдат принять!
В тот день он родился – Совет рабочих и солдатских депутатов.
Помню восхищенное лицо Керенского за столом президиума. Он сразу оценил: теперь под началом Совета есть самая грозная сила в столице – солдатня. Та, слонявшаяся по улицам без офицеров, серая бритоголовая вооруженная толпа.
Так