Дома представляли собой довольно пеструю смесь самых разнообразных стилей – от бревенчатых коттеджей с решетчатыми окнами до претенциозных зданий, в белых стенах, зеленых крышах и вычурных чугунных оградах. Олегу почудилось что-то испанское. Без сомнения, человеку, знающему толк в архитектурных ансамблях, все это показалось бы, вероятно, каким-то кошмаром, но Олег не воспринимал город с эстетической точки зрения.
Потом Олег пошел в зоопарк.
В зоопарк он шел пешком, нарочно выбирая узкие безлюдные улочки во избежание нежелательной встречи.
У клетки с павианами он задержался совсем ненадолго. Грустно было смотреть на этих несчастных с человеческими глазами. Они и сами, видно, были в отчаянии и оттого, что родились на свет, и от самого своего существования. Быть наделенным щедрее других и в то же время не иметь ничего – что может быть ужаснее? Если мы и вправду принадлежим к одному семейству, как утверждает энциклопедия, то кто дал людям право сажать в клетки этих несчастных животных? А в том, что они несчастны, он не сомневался ни не миг, хотя по логике вещей выходило, что у них есть все – и надежное убежище, и полноценная, обильная пища. А может быть, это общая участь всех животных?! Чем, собственно, превосходим их мы, люди? Разве не застряли мы еще безнадежнее, чем они, на этом трагическом перекрестке? Жизнь без смысла и смысл без жизни – не исключено, что это и есть две единственные возможности нашего будущего существования…
Дольше всего он простоял у клетки с выдрами. Вид их, его приободрил. Нет, выдры устояли против этого обезьяньего растления, они продолжают сопротивляться. Он наблюдал, как без устали они ныряют в воду, как передвигаются в ней изящно и совершенно. А ведь в этой воде нет ничего, что могла бы привлечь их или заманить туда. Никаких стимулов – ни ожидания, ни надежды, ни пищи. И все-таки они плавали и плавали, выбирались на сушу и снова ныряли, даже не обращая внимания друг на друга. Они делали лучшее, что можно делать в этом мире, – поддерживали свое совершенство.
Выйдя из зоопарка, он остановил такси и с облегчением плюхнулся на мягкое сидение машины. Попросил таксиста подвести его на берег моря.
На десятки верст протянулась широкая и дрожащая серебряная полоса лунного света; остальное море было черно; доходил правильный, глухой шум раскатывавшихся по песчаному берегу волн; еще более черные, чем самое море, силуэты судов покачивались на рейде.
С моря несло сырым и соленым воздухом; Олег, до сих пор не видавший ничего подобного, с удовольствием смотрел на море, пароходы, корабли он радостно, в первый раз в жизни, вдыхал морской воздух. Долго наслаждался новыми для него ощущениями, повернувшись спиной к городу, в который приехал только сегодня и в котором должен был жить около месяца. За ним пестрая толпа публики гуляла по бульвару, слышалась то русская, то нерусская речь, то чинные и тихие голоса местных почтенных особ, то громкие и веселые