Рассказывали мне об одном остроумном капустнике (к сожалению, я его не видел). Там профессор-фольклорист читает лекцию о частушке:
«Частушка – это такой жанг устного нагодного твогчества, где две пегвых стгоки́ по содегжанию не связаны зачастую с содегжанием двух последних. На-пги-мег:
У мово милёнка в жопе
Поломалась клизма.
Пгизгак бродит по Евгопе,
Пгизгак коммунизма».
Далее профессор, безбожно грассируя, объясняет, что частушка присуща не только русскому народу Приводит старую чукотскую частушку:
Медведя убили мы,
Эх, не поделили мы.
Приходил делить шаман,
Лучший кус ему в карман.
Но пришли новые времена, и обездоленный чукотский народ запел новые песни. Показательный пример – частушка, которую профессору посчастливилось записать в экспедиции на Чукотку:
Ночью тёмною окрест
К нам в ярангу вор залез.
Хорошо, что он залез
Не в родное МТС.
«Беда пришла в ярангу бедного труженика, он ограблен, обездолен. Но он «гад. Гад, что не постгадало общее достояние» – то, что он трогательно, пусть не совсем грамматически правильно, называет «годное МТС» – вместо родная МТС (машинно-тракторная станция). Общее он уже ценит больше частного».
Устраивалось очень скромное, но весёлое чаепитие. В кулинарии ресторана «Прага» закупали громадное количество слоёных пирожков с капустой. Женщины готовили «вкуснятину», представляли на конкурс торты с шутливыми названиями – «Каприз научного работника» и т. д. Потом песни, танцы (в Институте было тогда много молодёжи).
А в конце вечера мы обычно уходили «тесной компанией» в наш сектор. Чай, иногда вино, шутки, стихи. Оля Смирнова пела романсы, Галя Романова читала стихи Брюсова (Дорогие черты, искажённые в страстной гримасе… Вы солгали, туманные ночи в июне!..), я читал покорившие меня стихи Гумилёва – «Капитаны» (чья не пылью затерянных хартий – солью моря пропитана грудь), даже стихи, казалось бы, совсем не под праздничное настроение, например, «Вечер»:
Ещё один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Сектор сравнительно-исторического изучения восточнославянских языков
После окончания аспирантуры я был принят в Сектор истории русского языка и диалектологии, но очень скоро стал учёным секретарём вновь образованного Сектора – сравнительно-исторического изучения восточнославянских языков.
Сектор