Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения. Клаус-Михаэл Богдаль

непререкаемой истиной. К календарю прилагается «годичное предсказание, основанное на движении звезд», «которое сделал Нехо / египетский врач и звездочет / со своим прежним слугой Симплицио / который теперь стал трактирщиком в этой стране»[244]. Пролегает ли здесь след, ведущий к Гриммельсхазену и герою его романа – Симплициссимусу, можно только гадать, но доказать невозможно. Эта титульная иллюстрация также разграничивает научные методы звездочета Нехо и методы читающих судьбу по руке цыганок, изображенных в правом нижнем углу, в «восточных» одеяниях и с растрепанными волосами, свисающими неопрятными прядями. Своих детей они, как обычно, носят в платке за плечами; дети постарше бегают голые. На переднем плане, возможно, в качестве указания на приписываемый им талант поиска кладов, стоят наполненные чем-то мешки. Однако можно установить особенность, решительно отличающую это изображение от других живописных изображений в рамках данного жанра – от Калло и Караваджо до реалистов XIX в. Воровство во время гадания по руке не показано даже намеком, изображенные персонажи от этого далеки. Такой упрек был бы не только помехой в их делах, потому что в народных поверьях и народной медицине это вещь второстепенная. Нет, на первом месте – намерение причаститься к таинственной ауре, чтобы с помощью «египетского» имени приобрести обещающую успех, привлекающую внимание проверенную марку.

      Отечественная литература того времени по магии, похоже, также пользуется этой маркой, как свидетельствует о том название одной из книг: «Книжечка об искусствах, написанная д-ром Пелином Хорати, королевск. лейб-медиком в Египте, как урожденным цыганом»[245]. Пожалуй, на несколько ином уровне Египет всплывает как страна магии и сокрытых первоначальных тайн еще у Фридриха Шиллера (1759–1805) в балладе «Истукан Изиды», у Новалиса (1772–1801) в повести «Ученики в Саисе» и в «Волшебной флейте» Моцарта (1756–1791). В литературе по магии египетский цыган становится ярмарочным псевдонимом, подобно тому, как Геркулес или Самсон считаются именами «сильных мужчин». С очень раннего времени цыганам присваивается выдуманная характеристика, выборочно и в зависимости от необходимости. Цыгане здесь не являются предметом изображения, они даже не жертва клеветы. Цыган Нехо точно так же, как и его гадающие и знахарствующие сестры и братья, – это просто-напросто выдумка для «пользы и удовольствия», как значится в названии одного карманного издания 1802 г.[246] Это относится также и к «Теологическому цыгану, Андрофилусу»[247], которому вверена роль обманщика-лжеучителя, напарника по диалогу в религиозном памфлете (1739).

      В «Истории о докторе Иоганне Фаусте» (1587), где обсуждаются границы между наукой и суеверием, между белой и черной магией, автор и «ученую» хиромантию объявляет «фантазией»[248]. Цыганское гадание он безусловно считает богомерзким деянием:

      Скорее это пустое дурачество / даже обман людей / что цыгане или беглые якобы татары смотрят людям на