Проблема при этом возникает вовсе не там, где подобные интервенции вступают в противоречие с собственно «аналитической позицией». Внутренний конфликт заключен в вопросе о том, чем это вовлечение обязано «желанию публичности», которое было продемонстрировано Фрейдом.
Трудность здесь состоит в отсутствии какой-либо связи, и это отсутствие невозможно скрыть указанием на то, что Фрейд также был не чужд культурной проблематике. Различие между фрейдовской публичной деятельностью и широкой вовлеченностью нынешних аналитиков в культурное производство состоит в устройстве занимаемой ими позиции. С точки зрения широкой общественности, аналитик пользуется анализом, он им владеет – неважно как, превосходно или недостаточно, в любом случае он становится адресатом требования продемонстрировать, предоставить объект своего владения. Очевидны черты типично анальной ситуации, и нет ничего удивительного в том, что аналитик то и дело стремится этот объект, свое умение, придержать, не дать ему немедленного хода и ритуально накладывает на любую свою публичную реплику несмываемую печать профессии. В результате возникает распространенный психоаналитический типаж, почти карикатурный образ.
Совершенно иным было положение Фрейда: поскольку анализом как целостным аппаратом он, не будучи ничьим последователем и учеником, владеть не мог, взять с него в этом плане было нечего. Зато ему было что предложить со своей стороны, и предложение это, как уже было сказано, носило специфический характер: даже занимаясь, к примеру, психоанализом живописи или биографического текста, Фрейд в конечном счете предоставлял не «анализ культурного материала», а указание на содержащиеся в нем следы работы бессознательного, иными словами то, что материал может быть анализу подвергнут.
Сегодня, когда мы привыкли, что психоанализ применяют ко всем явлениям культуры без разбору, эта разница не выглядит столь уж фундаментальной. Однако в ней заключено основное различие между позицией Фрейда и той, в которой находятся психоаналитики, с легкостью применяющие свое искусство к культуре или политике. Представление об их «анализабельности» при этом принимается за данность, что ведет не только к злоупотреблению (также имеющему место), но главным образом к устранению той тревоги, которую аналитическая практика пробуждала в публике. Тревога эта порождена была, в частности, тем, что сама возможность подвергнуть анализу избранный Фрейдом материал не была заведомо очевидной, а обнаруживалась лишь в ходе применения аналитического метода.
Современный аналитик, прошедший курс обучения на базе готового фрейдовского или лакановского аппарата, поступает совершенно иначе. В ходе интерпретации ему остается лишь приложить небольшое усилие, чтобы вскрыть анализируемое явление или произведение как шкатулку, в которой непременно найдется аналитическое содержание. Деятельность