Сентябрь был жарким. Павлов сидел на ступеньках больницы, расстегнув воротник гимнастерки и сняв фуражку.
Больница была маленькой, чисто выбеленной, оконные рамы покрашены голубой краской. Павлов закрыл глаза и сразу же словно провалился в темноту. Сон был легким и крепким.
Он очнулся от прикосновения. Открыл глаза. Перед ним стоял главный врач больницы Трофимов.
– Хотите, подполковник, я положу вас на диване в своем кабинете?
– Хочу, но не могу.
– Вам необходимо поспать.
Павлов встал, поправил фуражку, застегнул воротник.
– Как она?
– Лучше.
– Поговорить с ней можно?
– Да. Только она плачет все время. Пойдемте.
В маленькой прихожей Трофимов снял с вешалки халат, протянул Павлову. Халат был широким и длинным, и подполковник словно утонул в нем.
В коридоре плотно стояли койки, и Павлов с Трофимовым шли провожаемые любопытными взглядами.
У дверей с табличкой «Старшая сестра» главврач остановился.
– Мы ее отдельно положили.
В маленькой комнате, заваленной узлами с бельем, на широком кожаном диване лежала женщина с перевязанной головой. Лицо ее было бледно и неподвижно, только глаза, огромные, серые, жили на этом лице. Они смотрели на Павлова тоскливо и вопросительно.
– Это к тебе, Ядзя, – сказал Трофимов, – вы тут поговорите, а я пойду.
Павлов осторожно присел на край постели.
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – чуть слышно прошептала женщина.
– Я начальник районной милиции. Вы можете ответить на мои вопросы?
– Да.
– Скажите, вы узнали кого-нибудь из нападавших?
– Да.
– Кого?
– Андрея Рокиту. – Голос женщины окреп. – Он раньше в нашей деревне жил, потом в городе. При немцах в полиции служил.
– Только его?
– Только. Их пятеро было… Каты… Бог покарает их…
Она кусала губы, сдерживая рыдания.
– Почему они пришли к вам?
– Они ночами ходили по хатам, забирали продукты, а свекор прогнал их, не дал ничего. И Казимир Тройский тоже не дал…
– Они были одеты в нашу форму?
– Да.
Ядвига закрыла руками лицо и зарыдала.
В дверь райотдела милиционеры в намокших от пота гимнастерках пытались втащить огромный сейф, украшенный замысловатым чугунным литьем. Дежурный внутри здания руководил этим нелегким делом.
– Лемех! – слышался сквозь открытые окна его голос. – Лемех! Мать твою!.. Ну подлезь ты под его! Подлезь! Слышь, что говорю?
– Сам подлезь, – тяжело отвечал Лемех. – Как командовать, так все, а как таскать…
Павлов сидел на подножке «доджа», наблюдая за стараниями милиционеров. Сейф закупорил дверь, и теперь ни выйти из здания, ни войти в