Бармен принадлежит к народу луо. Луо своим юношам удаляют два зуба на нижней челюсти, считая, что так красивее. В конце концов, это их дело.
В баре столичного аэропорта я был единственным белым, и бармен, по-видимому, считал необходимым меня развлекать. Английским он владел вполне сносно.
– Должен вас огорчить, болеют и женщины, и даже дети.
– О-о! – Бармен со страхом уставился на меня. – Еще джин?
– Благодарю, лучше кофе. Я слышал, у вас превосходный кофе.
Эту чепуху я повторяю в каждом баре во время поездок по Африке. Действует безотказно. Африканцы на редкость честолюбивы: если вождь, то великий или самый великий, бык – самый быстрый, танцор – лучший в мире.
И без того круглое лицо бармена еще больше расплывается от удовольствия.
– О да, сэр, кофе с плантаций Нгоронгоро. Лучший в мире кофе.
В прошлом году я пересек на автомобиле кратер вулкана Нгоронгоро. Кофе там, на вулканических почвах, действительно вырастает отличный. Арабика.
…Снимок вируса СПИД. Превосходная работа японских коллег. Что делает сенсация! СПИДом болеют пока несколько тысяч человек, а ежегодно от тропической малярии умирают сотни тысяч, от голода – еще больше. И ничего, обычное дело. Но СПИД – сенсация, человечество напугано неотвратимостью исхода.
Провидение лишает человека естественной защиты. Конечно, тут не обходится без дьявола, утверждает священник из Филадельфии. Конец двадцатого века, человек на Луне, с помощью генной инженерии можно сделать что угодно. Парадокс. Чем этот святоша дальше ушел от скотовода-масая из Кении, который верит в тотем и пьет молоко пополам со свежей коровьей кровью?
Я закурил, прислушиваясь к шелесту пальмовых листьев. Под крышей ворковала лесная горлинка.
– Как кофе, сэр?
– Превосходен.
Бармен светится от удовольствия. Но в его глазах вспыхивают и гаснут искорки пристального интереса. Нередко такие типы сотрудничают с Интерполом или службами безопасности. Любопытно, что он обо мне думает? Важный международный чиновник… Что ж, на мне светлый костюм, сшитый в Лозанне, галстук как раз нужных тонов, дорогой атташе-кейс, на руке часы солидной швейцарской фирмы. Принимает, скорее всего, за англичанина. Я белобрыс, довольно высок ростом. К тому же ношу пышные рыжие усы. Если бы сейчас меня увидел мой дед, охотник-промысловик Никифор Федорович Еремин, он бы с досадой плюнул мне под ноги. Когда в шестьдесят третьем я на перекладных добрался до родной деревни Онорино, дед хмуро оглядел меня и спросил с издевкой: «Што, Степка, в исподниках-то сподручней ходить?» Я пытался объяснить, что на мне не кальсоны, а джинсы, да к тому же фирменные, дед сердито кашлял и ворчал: «Однако верно, от долгов в таких штанах бегать сподручнее».
То, что я стал врачом, дед еще пережил. «Доктор – дело хорошее». Но он никак не мог взять в толк, почему я не лечу людей, а шастаю по тайге, ловлю полевых мышей и собираю с них клещей и всякую нечисть. Когда я поступил в аспирантуру, он окончательно махнул на меня рукой, полагая, что род Ереминых – охотников и звероловов – кончился, коли единственный внук, последнее семя, уехал в Москву, поменяв мужскую работу на баловство. Дед Никифор почему-то считал, что я буду ходить по квартирам и травить мышей.
2
– Мистер Эрмин, самолет будет готов через двадцать минут. – Чиновник аэропорта был сама предупредительность.
– Благодарю вас, позаботьтесь о моих чемоданах, а главное – о контейнерах с медикаментами.
На этого парня, видимо, произвел впечатление мой голубенький ооновский паспорт. «Доктор Стефан Эрмин, эксперт ВОЗ». Звучит солидно.
Паспорт ООН – серьезная рекомендация.
Несколько дней назад я еще не предполагал, что мне придется лететь в Центральную Африку. Варя была уже в Москве, а я должен был отправиться в отпуск в ближайшую субботу. Когда зазвонил телефон, я сидел в своем кабинете и пытался вникнуть в сухой текст отчета, присланного из Танзании. На столе лежал билет на самолет до Москвы, и это мешало мне сосредоточиться.
– Мсье Эрмин?
Голос секретарши патрона невозможно спутать: низкий, с хрипотцой, наполненный теплотой.
– Да, это я, Люси.
– Вы не могли бы в шестнадцать быть у патрона?
– Разумеется, Люси. Что-нибудь стряслось?
– Приходите пораньше, Стефан, поболтаем. – Секретарша засмеялась и положила трубку.
У нас с Люси давно сложились приятельские отношения, но в офисе все были убеждены, что мы любовники. И я, и Люси при случае подыгрывали друг другу. Особенно, если в приемной кто-нибудь находился.
Ровно в шестнадцать я сидел напротив профессора Чарльза Соумса и читал телеграмму, стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение. Я даже улыбнулся, вспомнив, какая физиономия была у дамы из одного миссионерского общества, когда Люси