Отец поднимает глаза и перехватывает мой взгляд. Быстро швыряет сигарету, что он курил украдкой. Формально он бросил курить двенадцать лет назад, и это означает, что он больше не дымит дома.
Его лицо расплывается в улыбке, когда я схожу с автобуса.
– Джесси! – восклицает отец, обнимая меня. Только он один так меня и называет. Рослый и плотный, он едва не душит меня в своих объятиях. Отец отнимает от меня руки и, наклонившись, смотрит в переноску, что я держу в руке. – Привет, малыш, – здоровается он с Лео.
Водитель автобуса вытаскивает из багажного отсека чемоданы. Я хочу взять свой, но рука отца меня опережает.
– Голодная? – спрашивает он, как всегда.
– Как волк, – отвечаю я по обыкновению. Мама расстроилась бы, если б я приехала домой сытой.
– Завтра «Орлы» играют с «Медведями»[3], – сообщает отец, шагая по парковке.
– Отличная была игра на той неделе. – Я надеюсь, что мой ответ достаточно нейтральный – похвала команде, за которую болеет отец, независимо от того, победила она или проиграла. Я забыла узнать счет, пока ехала в автобусе.
Мы подходим к старенькому «Шевроле Импала», отец ставит мой чемодан в багажник. Я замечаю, что он морщится: в холодную погоду коленка беспокоит его сильнее.
– Давай я поведу? – вызываюсь я.
Вид у отца почти оскорбленный, и я спешу добавить:
– В Нью-Йорке я почти не вожу машину, боюсь утратить сноровку.
– Да, конечно. – Он бросает мне ключи, которые я ловлю на лету правой рукой.
Заведенный порядок в доме родителей, их привычки я знаю, как свои собственные. Поэтому часа не проходит после моего приезда, как я понимаю: что-то не так.
Только мы останавливаемся перед домом, отец вытаскивает Лео из переноски и вызывается с ним погулять. Мне не терпится увидеть маму и Бекки, и я соглашаюсь. По возвращении домой отец никак не может отстегнуть с Лео поводок. Я бросаюсь к нему на помощь. От отца сильно пахнет табаком, и я понимаю, что он снова курил.
Даже в те времена, когда он официально считался курильщиком, он никогда не выкуривал две сигареты одну за другой.
Потом, пока мы с Бекки сидим на кухне и рвем латук для салата, мама наливает себе бокал вина и предлагает мне тоже выпить.
– С удовольствием, – отвечаю я.
Поначалу я не придаю этому значения. Сегодня канун Дня благодарения – по сути, выходные.
Но потом, пока готовятся макароны, мама наливает себе второй бокал.
Я наблюдаю, как она помешивает томатный соус. Ей еще только 51 год, она немногим старше еврейских мамаш, которым я порой делаю макияж, – те выглядят так молодо, что хоть документы у них проверяй при входе в бар. Она красит волосы в каштановый цвет и носит фитнес-браслет, по которому сверяет, выходила ли она за день свои 10000 шагов. Но сейчас она кажется какой-то сдувшейся, словно воздушный шарик, из которого частично