по-прежнему
в башне из донышек-горлышек
от старых сосудов
в три погибели
теряю рассудок
плету рубашку
из волос своих мокрых
приедешь
на стёртую спину
надену
охрана твоя излишня
я здесь
и занозу не выну
качели
из плюща что ползёт по стене
раскачиваются
безнадёжно
ветер крепчает и рвётся ко мне
но видятся мне
лунки с водой
от копыт твоей лошади
что темнеют на охре
мы пропустили
развилку
средневековые улицы
так грязны
идёшь позвякивая успехами
вычищенное оружие
напоминает тебе о себе
уколом в самое сердце
конечно укол
вполне виртуален
к твоим сапогам
из тиснёной кожи
пристали хвоинки
а я
в деревянных башмаках
(каблуки стучат)
бегу параллельною улицей
купить немного муки
засматриваюсь на лютню
в окне соседней лавки
засматриваюсь на изгородь
увитую пурпурным уже плющом
засматриваюсь на солнце
засматриваюсь на облако
монетка моя выкатывается
в ладонь бродяги
и ты идёшь
где-то линии пересекаются
улицы сходятся
но со сдвигом
ты ввязался уже в передрягу
а я всё смотрю
на облако
в облике воина
когда я не вижу твоих огней
на той стороне реки
я думаю дело в мерцающей мне
все зрители светляки
и мир то теряется то искрит
то гаснет устав кричать
все вещи рассыпанная печать
бессонница как санскрит
и мне ли её и тебя понимать
и мне ли просить взаймы
и мне ли ресницами поднимать
уровень тьмы
6. Плоская пуговица
мы стояли в какой-то панковской подворотне
и я крутила плоскую пуговицу
твоего пиджака
такого клетчатого что он казался мне
расписанием дней
я клонила лицо к укреплённому ватой плечу
и крутила пуговицу
она была как щит
от всех невзгод от которых ты бы меня
может быть не сберёг
и всё кружилось
детская площадка
с облупленною каруселью
скамейки встроенные шатко
среди развалин и расселин
кружилось время и часы
секундомеры светотени
кружились ласточки и псы
прожилки медленных растений
и ленты изначальной тьмы
раскручивались и дрожали
на пуговице этой мы
всё и держали
проснулась ночью от ужаса
не понимая
кто я и где я
и