Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Счастье – самое настоящее. Дышит, значит, сломанное ребро не пробило легкое. А то, что больно – даже хорошо. Раз еще чувствует боль, значит – жив. Значит, можно дальше бороться, попытаться выжить. Вертикальное положение принимал с большой осторожностью, не делая никаких резких движений, привыкая к новым болевым ощущениям. И были они отвратительны, словно Фролова переехал каток, а после, решив, что ему мало досталось, вернулся и переехал еще раз. Холодный ночной ветер отрезвляюще ударил в лицо, капли моросящего дождя пробрались за шиворот, смешались с потом и больше не впитывались – экипировка не могла принимать в себя такое количество влаги.
– Я переживу, ты слышишь? – подняв голову вверх, закричал Женя. – Я все переживу! Любое дерьмо! Лю-бо-е! – по слогам отчеканил пилот. – Но Василису встречу.
Пока есть цель, пока есть, к чему стремиться – смерть не преграда. Для Фролова Василиса – словно яркий свет фонаря, к которому он, будто глупый мотылек, стремится.
Вдох. Выдох. Еще раз, глубже и медленней. Больно – точно жив.
Впереди аллея, Женя ее хорошо запомнил, слишком много там было противных насекомых, доставляющих Титовой дискомфорт. Чуть поодаль, если пройти ее и еще несколько километров, то можно выйти к станции метрополитена.
Морок.
Морок!!!
Воспоминания об этом странном мужчине вылетели из памяти Фролова, будто кто-то заставил забыть этого необычного сталкера. Мудрый житель подземелья смог бы ему помочь и ввести в курс дела последних событий. Только досада – при Жене ни карт, ни простого фонаря, без которого под землю спускаться настоящее самоубийство. Темнота в метро особенная, пропитанная