Прекрасный белый снег. Валерий Арефьев

от нашего принятия либо непринятия сложившихся жизненных коллизий. Мне лично кажется, что в таких, Веня, тяжёлых, как ваш со Светой, случаях только подобные решения и возможны… Ваша задача лишь в том и заключается, чтобы сохранить именно этот короткий миг. Сегодня и сейчас. Живите этим днём, примите всё как есть, и в этом случае вам не придётся менять мир вокруг себя, он сам начнёт меняться, в полной гармонии с вашей, Веня, жизнью. – Сергей помолчал немного, прошёлся по кабинету, посмотрел на Веньку. – Подумайте над тем, что я сказал. Ну, всё, на сегодня, думаю, достаточно! А завтра поглядим, как дела пойдут. Хорошо?

      – Хорошо, – машинально ответил Веня, – завтра поглядим.

      – И не вступайте, я вас умоляю, в тесные контакты там, у себя в палате, очень вас прошу! Вы, вероятно, на днях отсюда выйдете, а сколько им здесь оставаться, даже Господу Богу не известно! Обещаете?

      – Обещаю, – твёрдо ответил Веня. – Да мне, в общем-то, и ни к чему. Тем более, раз вы говорите, завтра…

      – Завтра, Вениамин, – с лёгкой укоризной произнёс Сергей, – завтра мы только поглядим! А там уже, возможно, хоть что-то и придумаем. Вы слишком-то, Веня, не спешите! Ничего пока не ясно!

      На этой оптимистичной ноте разговор можно было считать законченным. Сергей подошёл к окну, открыл фрамугу.

      – А теперь идите ужинать. Я слышал, курица сегодня. Не мешало бы вам немного подкрепиться. И не забудьте горло на ночь прополоскать…

      Полночи Венька ворочался с боку на бок в тяжёлом забытьи. Заснуть по-настоящему ему никак не удавалось. Возможно, курица неправильно легла, или диссонанс когнитивный одолел, а может, днём на неделю вперёд выспался. В ночной тиши под нежным воздействием таблеток мирно похрапывали психи, негромко тикали настенные часы, вот уже и первый трамвай прозвенел за больничными воротами, и лишь тогда Венька наконец забылся в беспокойной тяжкой дрёме.

      Глава седьмая

      Под утро Вене приснился странный сон. На чистом молодом лугу он не спеша пощипывал свежую зелёненькую травку волшебного изумрудного оттенка, в этом чудесном мире он был лошадью, или, скорее, конём, но не молодым горячим скакуном, нет, увы! Довольно старым, пожившим уже лошаком, из тех, о которых говорят: «Старый конь глубоко не вспашет, но и борозды тоже не испортит», а ещё (он осознал это как-то очень остро), что коней на переправе не меняют. На длинной привязи Веня послушно и мирно пасся, мягкими губами неспешно подрывая горьковато-сладкую полевую зелень. Внимательно выбирая сладкие сиреневые цветочки кашки и обходя горькие ростки полыни да ядовито-жёлтые, дурманящие обманчиво, нежные солнечные кружочки мать-и-мачехи, неспешными шагами он обходил свою территорию по кругу. Ему было спокойно и легко.

      Невдалеке, свободно совершенно, паслась одинокая, золотисто-гнедая молодая кобылица. Время от времени, лениво помахивая хвостом под жарким солнцем, она отгоняла назойливую мошкару и мух. В отливе полуденного света