Как написано у пророков: Вложу закон мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его… (Иер. 31: 33). Мы словно договорились забыть, что здесь кроме смысла переносного и высокого есть еще и буквальный, телесный. «Внутренность» в контексте библейского реализма – не «чистая» душа, но и плоть, состав человека, который держит и осуществляет в себе «закон», волю, мысль, любовь Господа. Они раскрываются в нем. Закон входит в нас как зерно будущей Вести. Она «заброшена» в человека и хочет взойти. В этом, кстати, и цель воспитания – узнавание и принятие закона Божия, вложенного в наши кости и жилы, в живое «я». Ибо, возрастая, это «я» отделяется от вошедшего в него закона как зерна Слова и противопоставляет себя ему.
«Согласно Православному богословию, в тварной природе присутствует Благодать от самого Ее источника, так как эта Благодать подразумевается в самом акте творения…»[23]
«Степень их выше и прекраснее, нежели у девственников и святых, – говорит преподобный Ефрем Сирин о детях, умерших во младенчестве, – они – чада Божии, питомцы Духа Святаго»[24].
Христос открывает нам Отца и через божественное материнство. «Рахамим – означает божественное милосердие и является более выразительным[25] множественным числом от рехем (матка); живой Бог „чувствует“ свои творения, как женщина „чувствует“ своего ребенка, всей плотской полнотой своего существа»[26].
Небеса проповедуют славу Божию…. (Пс. 18: 2). И проповедь их как откровение слов Твоих просвещает, вразумляет простых (Пс. 118: 130).
По-славянски же: Явление словес Твоих просвещает и вразумляет младенцы.
Младенец таит и несет в себе язык, на котором Бог являет невидимую славу Свою и говорит с нами. Можно выразиться и смелее: ребенок и есть «явление словес» Его, обращенный к человеку язык Его славы и Его любви, сквозящей сквозь лица и вещи. Однако азбукой такого языка нам еще предстоит овладеть. Если ты не можешь верить текстам, обрядам, догмам, встречам, посылаемым тебе знакам, попробуй довериться явлению словес или делам рук Его (Пс. 8: 7) – в тебе самом, в твоей сотворенности. Пребывая во младенчестве, мы не можем осознать свое устроение Его руками. Оно хранится в нас и вдруг озаряет память.
Да и сама «вечная память», которой мы напутствуем усопшего, не означает ли возвращения вто дивное ведение (Пс. 138: 6), которое сотворило нас, вошло в жизнь и где-то еще живет поблизости, не до конца покинуло нас? Разве не со встречи (случившейся однажды, оставшейся в нас навсегда) с тем «дивным ведением» из Псалма зарождается вера? Раннее детство напоминает нам об этой не до конца проясненной связи между «до» и «после» человеческой жизни. Из уст младенцев… Ты устроил хвалу (Пс. 8: 3), и хвалу можно услышать в самом первичном, до-истолковательном смысле: «уста младенцев» еще до того, как научились говорить, и есть уста, коими Творец рассказывает о