Конечно, это еще не было спасением, но маневр можно было повторить с надеждою на такой же успех.
Но тут вдруг счастье окончательно повернулось лицом к Ингольфу: из туч полил дождь, и ветер разом утих.
Громкое «ура» вылетело из уст всех матросов.
– Ура! Ура! Да здравствует капитан Вельзевул!
Ингольф спокойно вернулся на свой капитанский мостик.
Его корабль победоносно вышел из тяжелого испытания и готовился войти в безопасный от ветров фиорд Розольфсе.
– Ну что, Над? – спросил капитан своего товарища. – Не прав ли я был, говоря, что в море никогда не следует отчаиваться?
– Прости меня, что я давеча вспылил, – отвечал Надод, – но если бы ты только знал, как мне не хотелось умирать так близко от цели. Я всю жизнь свою жил одной мыслью – отомстить своему врагу, сказать ему: «Гаральд Биорн, узнаешь ли ты Надода, узнаешь ли ты свою жертву?..» Да, Ингольф, я непременно должен рассказать тебе свою историю, и, может, ты тогда поймешь мои чувства и пожалеешь урода Надода, Надода Красноглазого. Не всегда я был таким каторжником и не сам по себе им сделался, а благодаря одному человеку. Ты узнаешь мою историю и, наверное, согласишься, что грабитель Мальстрема вполне может протянуть руку пирату Мальме… Соединимся в общей ненависти и вдвоем с тобой мы потрясем целый мир…
Ингольфу пришлось по душе предложение Надода. Его давно интересовала эта таинственная личность, и узнать тайну Красноглазого ему было бы очень приятно.
Присмотревшись к погоде, Ингольф сделал нужные распоряжения, поручил команду Альтенсу и сказал Надоду:
– Пойдем ко мне в каюту. Там нам никто не помешает, и мы сможем поговорить совершенно свободно…
Никто не мог знать, о чем они говорили: но когда они оба вернулись на палубу, Ингольф был бледен, точно сейчас совершил преступление, а на безобразном лице Красноглазого Нада отражалась свирепая радость.
Глава III. Удивление Ингольфа
Настала ночь.
Океан еще не успокоился окончательно, но волны вздымались тише и уже не так круто, что предвещало близкое успокоение. Вследствие дождя ветер быстро переменился на северо-западный, и «Ральф», получая его со стороны штирборта, легко огибал линию скал, составлявших мили на три или четыре продолжение Розольфского мыса. Эти скалы вместе с берегом образовали глубокую бухту, где волны под напором ветра, казалось, совершенно обессиливали, потому что возле отвесной стены береговых утесов в глубине бухты не было видно клокочущей белой пены прибоя.
Заметив это обстоятельство, Ингольф призадумался, так как причина этого явления не была для него вполне ясна. Он не понимал, каким образом волны, с силою налетая на берег под порывами ветра, могли ударяться о скалы, не образуя обычного прибоя.
Ингольф взял ночную зрительную трубу и стал смотреть в нее, но не разглядел ничего, кроме черной линии вод, почти сливавшейся с темным гранитом утесов.
– Странно, – пробормотал он. – Я никогда не