– Безумец! Он выдает себя с головой! – в ужасе бормотал Надод, слушая товарища.
Действительно, Ингольф к концу этой самозащитительной речи сильно разгорячился. Голос его дрожал, в нем слышались ноты негодования. Очевидно, он и сам спохватился, что поступает неосторожно, потому что вдруг оборвал свою речь и прибавил в виде пояснения и поправки:
– Разумеется, я его не оправдываю, я только доискиваюсь смягчающих обстоятельств, что, впрочем, нисколько не помешает мне сразиться с ним при первой же встрече.
К удивлению Надода, речь капитана произвела на незнакомцев совсем не такое впечатление, какого Надод ожидал и опасался. Молодые люди, со свойственным их возрасту великодушием, были сильно взволнованы речью капитана, которую приписывали лишь чувству справедливости, в нем заговорившему, и один из них сказал:
– Слыша от вас, капитан, подобное суждение, мы, пожалуй, готовы взглянуть другими глазами на этого авантюриста, которого нам до сих пор описывали лишь самыми мрачными красками.
– Прибавлю еще, господа, что Густав III хотел поступить с ним как с пиратом, хотя сам же выдал ему крейсерский патент. Капитан Вельзевул отказался выдать корабль лишь после того, как узнал об этом намерении.
– От Густава III все станется… С вашей стороны, капитан, очень хорошо, что вы защищаете оклеветанного.
С этими словами молодые люди крепко пожали Ингольфу руку.
– А о том, как мы потом пиратствовали, – молчок! – глухо пробормотал ужасный Надод и ухмыльнулся: – Посмотришь, какой благочестивый рыцарь наш «капитан Вельзевул»!
Ингольф поймал усмешку товарища и понял ее значение, но ограничился тем, что презрительно посмотрел на него, как бы говоря: «Подожди, я еще с тобой за это рассчитаюсь!»
Урод сейчас же перестал ухмыляться: он знал, что на капитана находят такие порывы гнева, что он бывает опасен. Один уж раз капитан его чуть не задушил, и Надод не имел ни малейшего желания повторять опыт.
В эту минуту на «Сусанне» – так называлась хорошенькая яхта – послышались веселые крики:
– Ici, Фриц! Ici! Вот я тебя палкой!
Все взглянули на палубу яхты, по которой весело прыгал огромный белый медведь. За медведем с хохотом гонялись матросы.
– Фриц принялся за свои штуки! – со смехом вскричали молодые люди.
– Ведь он их, пожалуй, заест, – сказал Ингольф, думая, что медведь вырвался из клетки.
– О, что вы, нет: он смирен, как ягненок, и верен, как собака. Мы его еще медвежонком достали в Лапландии и сами вырастили. С тех пор он от нас не отходит и всегда ложится у наших ног. Когда мы поехали к вам на помощь, его пришлось запереть, так как он непременно желал сесть к нам в лодку, а это нам только бы помешало. Его, вероятно, выпустили,