Эта вспышка была так нелепа, что она меня даже не рассердила. Да и стоило ли впустую тратить нервы? Если уж сердиться на этого человека, так каждую минуту, на каждое его слово. Я ограничился усталой улыбкой.
– Меня поразили размеры этого пигмея, – сказал я.
– Да вы посмотрите! – крикнул профессор, наклоняясь ко мне и тыча волосатым толстым, как сосиска, пальцем в альбом. – Видите вот это растение позади животного? Вы, вероятно, приняли его за одуванчик или брюссельскую капусту, ведь так? Нет, сударь, это южноамериканская пальма, именуемая «слоновой костью», а она достигает пятидесяти – шестидесяти футов в вышину. Неужели вы не соображаете, что человеческая фигура нарисована здесь не зря? Художник не смог бы остаться в живых, встретившись лицом к лицу с таким зверем, уж тут не до рисования. Он изобразил самого себя только для того, чтобы дать понятие о масштабах. Ростом он был… ну, скажем, пяти футов с небольшим. Дерево, как и следует ожидать, в десять раз выше.
– Господи боже! – воскликнул я. – Значит, вы думаете, что это существо было… Да ведь если подыскивать ему конуру, тогда и вокзал Чаринг-Кросс окажется маловат!
– Это, конечно, преувеличение, но экземпляр действительно крупный, – горделиво сказал профессор.
– Но нельзя же, – воскликнул я, – нельзя же отметать в сторону весь опыт человеческой расы на основании одного рисунка! – Я перелистал оставшиеся страницы и убедился, что в альбоме больше ничего нет. – Один-единственный рисунок какого-то бродяги-художника, который мог сделать его, накурившись гашиша, или в горячечном бреду, или просто в угоду своему больному воображению. Вы, как человек науки, не можете отстаивать такую точку зрения.
Вместо ответа профессор снял какую-то книгу с полки.
– Вот блестящая монография моего талантливого друга Рэя Ланкестера, – сказал он. – Здесь есть одна иллюстрация, которая покажется вам небезынтересной. Ага, вот она. Подпись внизу: «Предполагаемый внешний вид динозавра – стегозавра юрского периода. Задние конечности высотой в два человеческих роста». Ну, что вы теперь скажете?
Он протянул мне открытую книгу. Я взглянул на иллюстрацию и вздрогнул. Между наброском неизвестного художника и этим представителем давно умершего мира, воссозданным воображением ученого, было, несомненно, большое сходство.
– В самом деле поразительно! – сказал я.
– И все-таки вы продолжаете упорствовать?
– Но, может быть, это простое совпадение или же ваш американец видел когда-нибудь такую картинку и в бреду вспомнил ее.
– Прекрасно, – терпеливо сказал профессор, – пусть будет так. Теперь не откажите в любезности взглянуть на это.
Он протянул мне кость, найденную, по его словам, среди вещей умершего. Она была дюймов шести в длину, толще моего большого пальца, и на конце ее сохранились остатки совершенно высохшего хряща.
– Какому из известных нам животных может принадлежать такая кость? – спросил профессор.
Я тщательно осмотрел