Новый короткий разряд. Боль была быстрой, но тем не менее очень чувствительной.
– Как думаешь, он нас понимает? – неожиданно спросила женщина у кого-то, видимо у босса.
– Вряд ли, – ответил ей грубый голос, – у него мозги навозного жлага. Он, даже если вбивать в него слова твоим усилителем боли, ничего не поймет.
И новый удар.
– Эй. Животное, – явно обращается ко мне, – шевельнись. Давай. Если ты меня понимаешь, то кивни. Иначе я буду пытать тебя, пока у тебя башка не лопнет.
И новый удар.
А потом еще и разряд, ударивший прямо в затылок.
– Смотри-ка, – с удивлением произнес босс, – не скопытился.
И мгновение спустя:
– Я знаю, для чего он нам пригодится.
И пнув меня напоследок, он потерял ко мне интерес.
Видимо, я на несколько секунд все же отключился, потому как, когда пришел в себя, с боссом уже разговаривала женщина:
– Дорогой, надо бы поощрить команду. У нас есть рабы, пусть поразвлекутся немного. Ну а мы с тобой посмотрим на них.
И вновь по мне пробежал холодок, но разряда в этот раз не последовало.
Зато я услышал участившееся дыхание женщины и грубого.
– Хорошо, – быстро ответил он. И уже обращаясь к писклявому: – Если не солгал, то можно считать, что мы удачно съездили, иначе… – И тишина. – Ты сам все знаешь, – прозвучал зловещий голос. – Ей этого животного, – пинок по моему телу, – надолго не хватит.
И грубый смешок.
– Что вы, босс, там все будет в лучшем виде, и парни останутся довольны. Пара девчонок просто вылитые аграфки, – залебезил перед грубым Крыс.
– Аграфки, говоришь, – в голосе грубого прозвучали нотки сладостного возбуждения и ожидания, – пойдем-ка, посмотрим другой товар. Веди нас.
– Хорошо, – ответил писклявый.
И только тут он вспомнил о моем, лежащем у их ног, теле.
– Босс, а с этим-то что делать?
– В клетку его, – потеряв ко мне уже всякий интерес, ответил грубый голос.
– Понял, – сказал Крыс и скомандовал кому-то: – Оттащите его.
– Постой, – это уже очнулась садистка.
И снова нечто холодное прикасается к шее, а потом к затылку. Разряд. И невыносимая боль. Уже гораздо продолжительнее, чем даже в последний раз.
И наконец, спасительная темнота.
Вспышка.
Болит все тело. Очень сильно болит. Пальцы скрючены и не разгибаются. Чувствуется, что мое лицо разбито в кровь. Ощущение, будто по мне каток проехал, и не один раз.
Давно я себя так не ощущал.
«Где я?» – спрашиваю сам у себя и стараюсь осторожно приоткрыть глаза.
Один из них заплыл и, кроме красной пелены, ничего не видит, а второй вообще не открывается.
Подношу руку к лицу и трогаю глаза. Вроде оба на месте.
Просто тот, что не открывается, опух до такой степени, что веко стало похоже на какой-то твердый ком, прилипший к лицу.
А