Потом встала, перекрестила меня, повернулась и растаяла в воздухе. Я тогда сразу проснулся. Вся нательная рубаха моя мокрая от пота. Сижу и не пойму, сон был это или явь. Столько лет не снилась, а тут пришла, как живая. Перекрестился я и тихонечко молитву начал читать за упокой её грешной души. И чую, крест мой нательный горячим стал, как будто он из чистого золота сделан, а не из меди. Взял я его в кулак, чтобы грудь не обжигал, забрался под одеяло, трижды перекрестился, поминая бабку Марью, и скоро уснул.
А наутро сбылось пророчество бабки Марьи, горе лютое пришло, – война началась.
Глава 4. Война
Первые дни войны я помню плохо. На душе было очень неспокойно. Люди метались по магазинам, обсуждали на каждом перекрёстке всевозможные слухи, а меня просто физически тянуло в военкомат. Но военком мне опять сказал, что не изготовили ещё такой винтовки, чтобы она была меньше моего роста, и что война скоро закончится. В райкоме комсомола, где записывали в ряды ополчения, мне тоже дали от ворот поворот. Сказали, мол, иди, мальчик, отсюда, не мешай людям работать. Подрастёшь, вот тогда и приходи.
Чистякова призвали на третий день войны. Видно, не хватило у него в этот раз связей, чтобы отмазаться от армии. Но когда я увидел его в военной форме в звании капитана артиллерии, я подумал, что напрасно возводил на него напраслину. Вон какой он теперь видный и бравый офицер. Он идёт защищать нашу страну, нашу Родину. И я был горд за него и за себя. Внешний вид и походка у него изменились до неузнаваемости. Мне показалось, что он всегда носил эту славно подогнанную под него форму и не был никогда тем заштатным инженером-механиком, каким я его знал на протяжении последних пяти лет.
Перед нашим прощанием он наказал мне:
– Ты, Архип, дурью не майся, по военкоматам и там всяким сборным пунктам не ходи и на фронт не просись. Всё равно тебя на войну не возьмут. Вот увидишь, война долго не продлится и скоро закончится. Ты лучше квартиру береги и на заводе работай усерднее, чтобы к тебе претензий не было. А я, как вернусь, так сразу тебя найду. Помнишь, что я тебе говорил? Нас ждут с тобой впереди большие дела? Вот то-то же. Всё, бывай.
Сказал, как отрезал, и стремительно вышел из квартиры, даже не обняв меня. А мне почему-то от этого стало грустно-грустно. Я стоял и смотрел на только что закрывшуюся передо мной дверь, и по моим щекам текли слёзы.
То, что мир уже никогда не будет прежним, мы поняли в первый день войны, после того, как Левитан зачитал сообщение правительства о нападении Германии.
Что тут говорить? Конечно же, вся наша жизнь изменилась в одночасье. Многие из нашего цеха ушли на фронт, а вместо них за станки встали вчерашние школьники. Меня назначили мастером-наставником над этой молодёжью, и начал я их учить, как вытачивать корпуса снарядов. И хотя я сам был старше их на два-три года, обращались они ко мне по имени