И снова повторю: стремясь представить себе, чем жили и как мыслили люди позднего Средневековья, необходимо отложить не только современные материалистические предрассудки, но и столь же анахронистическое представление, что в Боге можно видеть лишь неизменно любящую, доброжелательную фигуру. В дни Лютера Бога куда чаще представляли себе как вечного судию, чью святость мы почти беспрерывно оскорбляем своим поведением – и лишь при большом везении можем после смерти оказаться в чистилище, а не в аду. И даже в чистилище нам предстоят долгие болезненные испытания, в течение тысяч и даже миллионов лет – пока мы наконец не очистимся от греховности, пропитавшей нас насквозь. И кто знает, какие ему предстоят посмертные муки? Лютер был слишком умен, чтобы просто отмахиваться от этих вопросов – и слишком чувствителен, чтобы о них не тревожиться. Тревога эта не давала ему покоя, изнуряла и погружала в состояние, которое сам он называл Anfechtungen – в мрачное, парализующее уныние. У слова Anfechtung, в сущности, нет адекватного перевода. Корень у него тот же, что у глагола fechten, означающего «защищаться» или «вести поединок». Fecht, очевидно, родственен английскому «fight» – «сражаться». Итак, Anfechtungen Лютера – борьба с собственными мыслями и с дьяволом. Однако нам трудно в полной мере уразуметь, сколь ужасна была для него эта борьба.
Некое представление об этом могут иметь люди, страдающие депрессией. По описаниям самого Лютера, мы представляем себе какую-то черную дыру полнейшего отчаяния, расширяющуюся, поглощающую весь мир; все громче доносятся оттуда, перебивая друг друга, голоса злых духов, обвиняющих грешника в тысяче разных преступлений; все их обвинения справедливы – или, по крайней мере, похожи на правду; и выхода нет. Именно такие ощущения на протяжении веков толкали глубоко верующих людей к самоубийству. Это безнадежность, ставшая явью, или, по знаменитому выражению Мильтона, «видимая тьма»[31] – выражение, которое писатель Уильям Стайрон использовал как название пронзительного рассказа о собственной депрессии[32]. Можно вспомнить и слова, начертанные на вратах дантовского Ада: «Оставь надежду, всяк сюда входящий»[33]. Итак, Anfechtungen для Лютера представлял живую картину самого ада, кошмарного места, где ты полностью забыт Богом и безнадежности нет конца. Нет, быть может, все даже хуже! Быть может, это не живая картина ада, а сам ад, черное щупальце, которое тянется к Лютеру из-за края мира и рано или поздно обовьет его и утащит в шеол! Просто отмахнуться от такого Лютер не мог. Так или иначе, он должен был понять, что с ним происходит, и получить твердые, убедительные ответы. Брезжила ли уже эта идея на задворках его сознания или ей предстояло проклюнуться лишь через несколько лет – мы не знаем; но, несомненно, в какой-то момент его должна была поразить мысль, что, если эту загадку вообще возможно разгадать, ключи к ней следует искать в Библии. Однако изучать Библию у него не было возможности. Изучать приходилось юриспруденцию. Но едва ли можно сомневаться: Anfechtungen, эта глубокая