Если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа».
К клятве мужественно и умело защищать свою родину я отнесся с полной серьезностью.
По принятии присяги я также дал подписку, что не буду разглашать секреты, которые узнаю по роду службы, и пятнадцать лет не поеду после ее окончания в капиталистическую страну.
Полгода в учебке я осваивал специальную технику и секретное делопроизводство, прочие хитрые воинские премудрости – навыки стрельбы из разных видов оружия, установку мин, тактику ведения боя, рытья окопов и сооружения блиндажей. В этих науках я был хорош, поскольку еще в отрочестве прочитал штук двадцать различных воинских наставлений, которые были у отца дома.
На учебных курсах нас еще инструктировали, как оберегать государственные тайны от иностранных шпионов. Занятия проходили в учебном классе, на стенах которого висели старые красочные плакаты с надписями «Не болтай!» и «Беспощадно уничтожай фашистских диверсантов!» Окна класса во время занятий занавешивались плотными черными матерчатыми занавесями. Офицеры-преподаватели учили не болтать лишнего и внимательно следить за нестандартным поведением и внешним обликом тех, кто пытался выведать военные секреты, попросту говоря шпионов.
Однако главная опасность для нас, спецсвязистов, исходила не от иностранных шпионов, как нас учили, а от собственных военных контрразведчиков. Во время службы в частях они, проверяя бдительность, постоянно пытались утащить у нас секретные документы, оставленные на столе без присмотра, или проследить, к кому из девчонок и куда мы бегаем в самоволку. В лучшем случае утрата документа или провал явки для свиданий грозили гарнизонной гауптвахтой, а в худшем – судом и отправкой в дисциплинарный батальон. Так что искусство держать язык за зубами, не оставлять документальных свидетельств своей деятельности и уходить от слежки было мной отработано в ранней юности до совершенства.
По окончании учебы мне присвоили звание сержанта и определили на должность специалиста пункта спецсвязи в штаб 15-й Воздушной армии. Штаб располагался в Риге, на углу ул. В. Ленина и К. Маркса. Там, в огромной бывшей квартире на пятом этаже, окна которой выходили на Старую Гертрудинскую церковь, я и прослужил полтора года. Тут же, в штабе, я практически и жил, поскольку у меня были постоянные ночные дежурства.
Завтракал я рано утром, пока на службу еще не пришли офицеры – ходил в кафе «Ницца», располагавшееся наискось от здания штаба. Моего сержантского денежного довольствия в 10 рублей 80 копеек хватало на кофе со сливками, слойку с яблочной начинкой и салат с кусочком черного хлеба. Обедать и ужинать ездил с дежурной сменой в комендатуру, которая располагалась в начале улицы Лачплеша. Там штабную обслугу кормили обычно щами из кислой капусты, кашами и тягучим