– Сверхмогущество. Бессмертие. Свобода – реальная, абсолютная, наконец-то! – предвкушают одни.
– Даже если и так, – ужасаются другие, – всё это не стоит того, чтобы человек перестал быть человеком, пусть даже во имя того, что больше, величественнее человека и гораздо лучше устроено.
– А что тогда есть человек? – перебивают их третьи. – Сейчас, когда человеку остался лишь шаг до того, как сбудутся его самые великие, самые сокровенные мечты – мы скажем, что он в этом случае перестанет быть человеком? Человек, достигший абсолюта нечеловек?!
– Хочется нам или нет, но после экспериментов Робинса человек может быть только сверхчеловеком. Прогресс не остановить. А уж в этом случае, где нас ожидает вечность! Это дело времени и только, – вздыхают четвертые.
– А мы уже отступаем в прошлое, – вторят им пятые, – что ж, оказались переходной ступенью, как какие-нибудь синантропы. Спасибо за то, что было… За Ван-Гога и Кельнский собор.
– Человек не вправе занять место Бога! – это уже шестые. – Он создаст всего-то навсего человеческую вечность и профанное человеческое бессмертие.
– Робинс не занял место Бога, – отвечают им всё те же пятые, – он стал его соавтором, со-творцом с известной долей смирения, в сознании, что за эту роль еще предстоит заплатить – и это поэзия.
– Какие боги?! Какой сверхчеловек?! – возмущаются седьмые. – Профессор Робинс создал гибрид живого покойника с роботом.
– Да, сейчас меняются сами наши представления о том, что есть живое, а что неживое, – пытаются восьмые.
– Так что же он создал, – искусственное живое или живое искусственное? – издеваются девятые.
Тот же самый вопрос повторяют, только уже с пафосом, десятые.
– Победа над смертью. Что может быть захватывающее и желаннее, – задумываются одиннадцатые, – но не обернется ли она ненадобностью всей нашей философии, не поставит ли под вопрос всю нашу Культуру?
– Что, так боитесь остаться без культуры голенькими? – язвят двенадцатые. – А на то, чтоб вот так, над Культурой, духу не хватит?
– Для культуры и философии очень полезно и плодотворно бывает оказаться под вопросом, – рассуждают тринадцатые.
– Вы и в самом деле верите, что у них найдется «ответ» на бессмертие человека? – отвечают им четырнадцатые.
– Поймите же вы, наконец! Вся человеческая история до – это кокон. И вот сейчас вылетит бабочка, – восторгаются двадцать пятые.
– Мы просто так не уйдем со сцены. Не уступим место другим, будь они орки, големы, зомби или, напротив, какая-то высшая раса, – предупреждают двадцать шестые.
И вот уже то тут, то там на планете появляются те, кто утверждают, что они испытатели (то есть мы!), и