В домашних условиях Катя сумела пробудить в нем мужчину, предварительно заставив принять прохладный душ. Из всего сказанного Петром в постели она уловила главное: в одиннадцать часов дня ему надо "кровь из носа" быть на "коробке", то есть на корабле. Просьба была выполнена, правда, с некоторой неточностью во времени. После непродолжительного прощального объяснения в подъезде и приличествующих при длительном расставании слов типа "Буду ждать, кроме тебя у меня никого нет", они разошлись, как в море корабли.
Взяв ноги в руки, Петр включил четвертую скорость и через полчаса достиг трамвайной остановки. "Чертовы окраины!" – выругался лейтенант, не обнаружив ничего, напоминающего транспорт. В конце концов ему подфартило – подвернулся-таки частник. Через двадцать минут Петр был у контрольно-пропускного пункта – КПП гавани.
– Ребята! Большой ракетный не ушел еще? – с надеждой в голосе спросил лейтенант у дежурной службы КПП.
– Стоит твой "прожорливый" на месте, тебя дожидается.
У каждого корабля в гавани имелось дублирующее название с подковыркой, которое применялось при каждом удобном случае. Под словом "прожорливый" скорее всего подразумевалось поглощение этим кораблем корабельного мазута в неимоверных количествах. Впрочем, в стране Советов того времени стоимость топлива, как и другого снабжения, не считали – всего было завались. Один такой корабль мог накормить обедом всю бригаду и прикомандированных – это было обычной практикой, особенно во время партийных или комсомольских конференций.
Петру потребовалось пять минут, чтобы добежать до корабля. Узнать его среди остальных не составляло особого труда. Толпа провожающих нехотя покидала корабль. Многие женщины были в слезах, что в таких случаях вполне естественно. Экипаж побортно выстроился на корме или правильнее сказать юте: по левому борту – "маслопупы"*, по правому