…Они плыли, покачиваясь в тёплых волнах Чёрного крымского моря. За спиной оставались старинные развалины Херсонеса. Берег с каждым гребком отдалялся. Впереди – манящий горизонт бесконечного моря, искрящаяся мириадами солнечных зайчиков дорожка и ощущение невесомости от упругой воды. Они не плыли – летели…
Света, рождённая на побережье Тихого океана, учившаяся в Ленинграде на Балтике, прожившая всё детство и юность в Севастополе, была по своей стихии водоплавающей. Она любила уплывать в море так далеко, что Пашка терял её из виду. Он же, рождённый на донских берегах, учился плавать в деревенских прудах и на Малышевских озёрах под Воронежем. Переплыть туда-сюда стремительный Дон – вот и все его пацанские подвиги. А тут воды – без берегов и ориентиров!.. Заплывать, чтобы не было видно берега, он не любил. Робел… Пару раз плавал за Светой, да разве за ней угонишься! Километр туда и столько же обратно! За каким?!.. Зарёкся. Нет, утонуть он не боялся, на воде держался уверенно, но морские просторы невольно ошарашивали, вызывали внутренний трепет и почтение перед стихией. Поэтому он каждый раз, поплавав вволю, грелся на берегу и с волнением всматривался в горизонт, ища в этой пучине свою любимую. Как ребёнок, не скрывал радости, когда она, счастливая и немного уставшая, возвращалась на берег, как субмарина из дальнего похода. Он накидывал ей полотенце на плечи, протягивал расчёску и целовал, словно они не виделись вечность. Она пахла морем, улыбалась и отвечала взаимностью.
…Начинался шторм. Небо, такое ласковое и пронзительно голубое, вдруг посерело. Волны стали вскидывать белые барашки и накатываться на берег со змеиным шипением, всё прибавляя и прибавляя в басах. Света, его Света была где-то там, на горизонте! Он едва видел эту драгоценную точку, точку отсчёта его новой жизни после Валентины. Её уносило всё дальше от берега… Он чувствовал, что пришла беда! Он бросился в море. Волны били в лицо, он глотал солёную воду, не успевал выплюнуть, как очередная порция морской воды вливалась в его лёгкие. Он отплёвывался, кашлял, задыхался и плыл, плыл, изо всех сил гребя к той далёкой точке, что было его Светой. Расстояние постепенно уменьшалось. Но медленно. Катастрофически медленно, как во сне, когда вроде и бежишь, но получается бег на месте. Сил больше не было. Нет, это не Дон с его поросшими крутыми и пологими берегами. Он бы уже раз пять против течения добрался до одного из них. Тут – бесконечность, бушующая и всё поглощающая! Только маленькая точка, его Точка, как он когда-то её назвал, сократив от Светочка. Теперь эта точка была болевая – о неё терял… Ни берега, ни неба, ни земли! Света-а-а!.. Он кричал, он звал, он молил все стихии! Он причитал, заклинал и кричал, кричал, срывая осипшие связки!..
Он почти её коснулся. Она повернулась к нему, улыбнулась и вдруг… скрылась под водой… Прошла минута. Другая…
Пашка метался вокруг себя, нырял, искал, звал! Наконец он закричал всей мощью своих лёгких! Он понял – это всё!.. Вдруг из пучины взмыла в поднебесье морская чайка. У неё были черты Светы. Её глаза! Чайка покружилась над Пашкой и полетела к горизонту, что-то жалобно выкрикивая,