Среди шума и криков проходившей рядом демонстрации насмерть перепуганных парней толчками и пинками подогнали к Мак-Иверу и Гэваллану, заставили встать перед ними на колени и смиренно умолять простить их. Потом их согнали назад к стене и высекли кнутами, которыми погоняют мулов и которые быстро отыскались среди заинтересованной и улюлюкающей толпы. Наказание исполнили мулла, двое «зеленых повязок» и еще несколько человек, выбранных муллой из толпы. Безжалостно.
– Бог мой, – пробормотал Гэваллан, морщась.
Водитель-переводчик резко произнес:
– Это ислам. В исламе один закон для всех людей, одно наказание за каждое преступление, и правосудие, осуществляющееся без промедления. Наш закон – это закон Бога, его нельзя касаться, он вечен, не как на вашем продажном Западе, где законы можно выворачивать наизнанку, а правосудие откладывать и вертеть им для пользы законников, которые жиреют на этих вывертах, на продажности, на пороках или несчастьях других людей… – Вопли некоторых из мальчишек прервали его. – Эти сыновья собаки не знают, что такое гордость, – презрительно бросил он и зашагал к своей машине.
Когда наказание закончилось, мулла мягко напутствовал юношей, которые были еще в сознании, потом отпустил их и прошел вперед со своими «зелеными повязками». Толпа понемногу разошлась, оставив Мак-Ивера и Гэваллана рядом с их машиной. Их обидчики теперь являли собой жалкие кучки окровавленного тряпья, неподвижного или со стонами пытающегося подняться с земли. Гэваллан шагнул было вперед, чтобы помочь одному из них, но юноша в ужасе начал отползать в сторону, поэтому Гэваллан остановился, а потом вернулся к машине. Крылья и бамперы были помяты, на краске виднелись глубокие царапины от камней, которыми мальчишки злобно швыряли в них. Мак-Ивер, казалось, постарел на несколько лет.
– Пожалуй, я не могу сказать, что они этого совсем уж не заслуживали, – произнес Гэваллан.
– Нас бы затоптали, и черт знает, чем бы все это закончилось, если бы мулла не вмешался, – сдавленно выговорил Мак-Ивер, радуясь, что Дженни здесь не было.
Она чувствовала бы на себе каждый удар кнута, который им достался, подумал Мак-Ивер;