– Так, только спокойно… Что случилось?
– Стаська… Телогрейки пропали… – Она отпрянула, следя за моей реакцией. – Те, на которых мы у забора сидели… Понимаешь, что это значит?
– Понимаю, – ответила я, прикладывая массу усилий, чтобы не обозвать её, – это значит, что я утром повесила их под навес, чтобы они просохли!
– Под навес? – ошарашенно переспросила она. – Ты?
– Я. У тебя все новости?
– Выходит, что все…
– Тогда пошли…
Я подхватила сумку и ринулась к дому. В мгновение взлетев по лестнице, я прошла горницу и ткнулась в дверь к Стасу. Дверь оказалась заперта.
– Стас, – зашипела я, – ты здесь?
Какое-то время стояла тишина, потом заспанный голос отозвался:
– Кто там?
– Я там! – заорала я. – А ты тут?
Я услышала, как Стас прошлёпал босыми ногами до двери.
– Ты чего? – Он недоуменно моргал на меня, почесывая затылок и сонно щурясь. – Чего орёшь, спрашиваю?
Увидев его, я умолкла. Я от него старалась избавиться? Старалась. Он меня оставил в покое? Оставил. Чего я, собственно, от него хочу? Ну испугали меня эти двое в машине, ну и что? Если я сейчас расскажу о них Стасу, он возьмёт меня в охапку и отвезет в Москву, и тогда я не увижу Ефима.
– Так чего? – повторил он, а я пожала плечами и ответила:
– Ничего, просто так!
Он хмыкнул и убрался обратно в свою комнату, а доковылявшая тем временем до дома бабка с порога задала вопрос:
– Что ж ты сумку не разобрала?
Ирка, верно оценив мое несколько неадекватное состояние, с весёлым щебетанием стала ей помогать, а я вышла в сад.
Через пару минут за мной вышла Ирка.
– Ты чего такая?
Мы уселись на невысокий топчан возле сарая, и я рассказала ей о сегодняшней встрече.
– И чего они хотели?
– Не знаю, это мы не успели обсудить.
– Ну из машины-то он для чего вылез?
– А я откуда знаю? Может, у него нога затекла… Я, честно говоря, струсила жутко. Если бы наши из школы не вышли, то и не знаю, что было бы дальше. И тут ещё Стаса нет! Как нарочно. Я думала, он меня возле школы ждёт, а он… дрыхнет! Хотя, с другой стороны, я думаю, он нам больше не будет мешать.
– А он нам мешал? – усомнилась Ирка.
– А как же? Таскался везде. Это мама его накрутила, я знаю. Я им что, ребёнок?
Подруга разделила мое возмущение. Чрезмерная родительская опека (по словам Ирки, в Надькиной интерпретации в деле фигурировала большая страстная любовь) в своё время подтолкнула её к замужеству, завершившемуся, к всеобщему счастью, через шесть месяцев.
После чего Иркина мама, вероятно, опасаясь дальнейших проявлений дочкиной самодеятельности, махнула на неё рукой, что весьма благотворно сказалось на их взаимоотношениях. Пока мы внушали самим себе мысли о полной жизненной самостоятельности, я вспомнила:
– Ой!