Была у Эдуарда мечта, одна единственная. И мечтал он не о науке, – в ней он добьётся всего сам. Мечтал он, чтобы с неба – или ещё откуда – на него свалилось много денег: они были нужны для матери, – чтобы он сам, ни на что второстепенное не отвлекаясь, мог спокойно заниматься своими любимыми полимерами.
Глава 4
Николай открыл дверь своим ключом. Разувшись в прихожей, окликнул мать, и поняв, что её нет дома, прошёл в свою комнату. За целый день у него не было и крошки во рту, но услышанное от Степана о собственных способностях отбило желание есть. Он плюхнулся в кресло и задумался о друзьях.
Вместе они дружили более восьми лет. До сего времени в них, вернее, в каждом из них, он был уверен, как в самом себе. Ради каждого из них был готов на любой поступок и был уверен, что и они готовы ради него на всё. И тут такое! Оказывается, он им не подходит! Они – умны, он – дурак, и вообще – ему не место на этой земле. Он им не нужен! Эта реальность была сродни ножу, вонзённому в его сердце по самую рукоятку.
Если бы он был женщиной, возможно, сейчас плакал и рвал на себе волосы от душевной боли, но будучи мужчиной, лишь время от времени скрежетал зубами, когда боль становилась не выносимой. Николай просто сидел и боролся с болью. Весьма успешный врачеватель человеческих душ, сейчас был бессилен. Он мог понять и объяснить многое в поведении человека, но случившееся с ним не поддавалось ни каким критериям и было за пределами его понимания жизни. Позже вспомнил, что мать ещё вчера говорила, что у Семён Николаевича день рождения и поедет к нему. “Сегодня он её точно не отпустит и оставит у себя”, – Благодарность судьбе за то, что может побыть один, теплотой окатило душу. Он не слышал, как звонил телефон, не вёл счёт времени, а просто сидел, слушая образовавшуюся пустоту в своей душе, и боролся с болью. Если бы мог сейчас умереть, то с радостью бы это сделал, – так сильно болела душа! Не сомкнув глаз, всё так же в кресле просидел всю ночь. А когда наступило утро, и зазвонил телефонный будильник, Николай встал с кресла, умылся и пошёл на работу.
Двухэтажная, построенная много лет назад психиатрическая больница с её некрасивой краской фасадных стен, с разбитыми во многих местах ступеньками центральной лестницы, выглядела весьма удручающе. Ей требовался по меньшей мере ремонт, но администрацию, это вовсе не волновало. Внутреннее убранство больницы ничуть не уступало по уродству внешнему. Длинный коридор, хотя хорошо освещался, но всё равно казался мрачным. Тягостный тёмно-синий цвет его стен, привинченные к полу