Река по имени Лета. Сергей Могилевцев

и близкой бездны уже давно вошел в вас. Вы уже импотент, и, значит, отринуты от мира людей и света. Вы и убивать ведь предпочитаете в сумерках, под утро, когда восходит утренняя звезда, восходит Люцифер, который, как видно, полностью уже поглотил вашу душу. Вы давно уже пленник ада, вы обставили себя адскими атрибутами, вы не можете уже нормально общаться с людьми и смотрите на них только через мушку прицела. По большому счету, вам нужно немедленно каяться, прыгать с поезда, и бежать без оглядки к ближайшей сельской церквушке, чтобы иметь хоть какую-то возможность спастись. Если вообще остался у вас хотя бы единственный шанс.

      – А как вы думаете, остался он у меня, или нет?

      – Кто его знает? – ответил ему я. – Вы ведь убили много людей, и получили за это большие деньги. Это не то что несчастные тридцать сребреников, хотя и за них бедняге Иуде пришлось повеситься на осине. Вам ведь, наверное, платили многие миллионы?

      – Да, – ответил он тихо, – баржи в центре Москвы стоят дорого. Хотите, я отдам вам все свои деньги? Собственно говоря, сейчас у меня только те, что заплатили за вас, но и этого, поверьте, хватит на приличную баржу.

      – Лучше отдайте их детям и чайкам, – сказал я ему. – А еще бездомным собакам. Устройте приюты для тех и других. Это будет хоть какое-то покаяние. И сделайте это как можно быстрее.

      Он. Вы считаете, что мне нужно спрыгнуть с поезда?

      Я. А вы делали это когда-то?

      Он. Нет.

      Я. Тогда вы разобьетесь, и ни о каком покаянии больше не будет речи. Лучше дождитесь ближайшей станции.

      Он. Все же давайте я отдам вам ваши законные деньги.

      Я. Это деньги, уплаченные за мою смерть. А я выбираю жизнь. Отдайте их, повторяю, собакам, чайкам и детям.

      Он. Простите меня.

      Я. За что? За то, что вы искренне каетесь? За это не прощают, за это благодарят.

      Он. Вы перевернули всего меня изнутри.

      Я. Жалко, что я не священник.

      Он. Я до гроба ваш самый преданный друг.

      Я. А вы говорили, что у меня нет друзей.

      Он. Я был не прав. Простите меня. Можно, я вас поцелую?

      Я. Не надо, лучше сойдите на первой же станции. И сделайте все, о чем мы здесь говорили. А я буду за вас молиться.

      Он. Вы правда будете это делать?

      Я. Я верующий человек, и часто молюсь.

      Он (пытаясь обнять и прижавшись на миг мокрым лицом). Простите меня!

      Я. Бог простит.

      Он вышел на первой же станции, и больше я его никогда не видел. Мы стали друзьями всего лишь за одну ночь, и я не сомневаюсь, что если он выживет, лучшего друга я не скоро найду. Если кто-нибудь опять не захочет меня убить. Впрочем, это будет совсем другая история.

      2005

      Царь Ханаанский

      Странная рукопись

      Я познакомился с ним лет пятнадцать назад на одной студенческой вечеринке: шумной, веселой, и организованной, как обычно, по самому ничтожному поводу. Кажется, мы отмечали день весеннего равноденствия. Он играл в то время роль начинающего поэта, и очень томно