Вся композиция состояла из темных цветов, низких нот и тонов. Скорбные звуки заполнили комнату, а я вспоминал, как мама вошла в мою спальню в три часа ночи.
– Малыш… – прошептала она. Руки у нее тряслись, залитое слезами лицо побледнело. – Его нашли… его больше нет.
Я тогда уставился на нее, не в силах пошевелиться. Неправда. Это не может быть правдой. Отец пропал, от него уже долго нет вестей, но с ним все будет хорошо. Так должно быть. Не может быть, что все вот так закончилось, учитывая, как мы с ним расстались. Он должен быть жив.
Но, глядя на перекошенное от горя лицо мамы, я понял, что она говорит правду. Отца больше нет.
С восходом солнца я пришел в комнату, где стояло пианино – подарок на мой двенадцатый день рождения, – и стал играть. И пока я играл, реальность начала меркнуть.
Папы больше нет.
Мои руки метались над клавишами, а спина все сильнее горбилась, и под конец я совсем согнулся, потому что не мог выносить боль в животе. Я играл мрачную, медленную мелодию – прежде я еще не сочинял ничего подобного. Неужели жизнь так несправедлива?
«Его больше нет», – эхом звучал у меня в голове мамин голос. Дойдя до крещендо, я по-звериному завыл, из глаз потекли слезы, но пальцы били по клавишам, не останавливаясь, как будто не могли остановиться.
Я должен был играть.
Мои пальцы будто знали, что больше я никогда не сяду за пианино.
Когда мелодия закончилась и затихла последняя нота, я открыл глаза и уставился на свои руки. На меня обрушилось все сразу. Мои руки на клавишах. Я играл после трехлетнего перерыва. Цвета, привкус металла… огромная дыра у меня в груди.
На клавиши стали падать слезы. Перед глазами у меня стояло лицо отца. В последний раз, когда я его видел, на его лице были боль и грусть.
Он забрал музыку с собой.
Мои руки соскользнули с клавиш, я не мог дышать. В комнате было слишком тихо, казалось, даже воздух застыл, и…
Скрип открывающейся двери заставил меня поднять глаза. Увидев, кто стоит на пороге, я почувствовал, как кровь отлила от лица. Бонни Фаррадей смотрела на меня, ее карие глаза на побледневшем лице были печальны. Это меня добило. В тот миг мне не хотелось оставаться одному, но опереться было не на кого, не к кому было обратиться, я всех оттолкнул.
И вдруг появляется она, и в глазах у нее слезы. Бонни была рядом со мной, в то время как я распадался на части. Я не знал, что делать, чувствовал, что нужно убежать, оттолкнуть ее тоже. В этой жизни мне никто не нужен, одному быть лучше. Но в тот миг мне хотелось, чтобы она была рядом. Потом она коснулась моей руки, и я едва не сдался.
Когда я посмотрел в ее глаза, в то время как из моих собственных глаз текли слезы, я понял, что нужно убираться. Я бросился бежать и еще успел услышать, как Бонни меня зовет. Я бежал, пока не добрался до полянки, которую днем показал мне Истон. Там я упал на траву и, позволив теплому ветру согревать мою кожу, зажег сигарету и