Небесная голубизна ангельских одежд. Елена Осокина

весной 1936 года. Иконы числились за отделом бытовой иллюстрации и валялись в самом плачевном состоянии в подвале вместе со старыми инвентарными книгами, свидетелями былого богатства. Некрасовой удалось отвоевать неподвальное помещение для хранения икон, изготовить стеллажи и систематизировать иконы, начать их реставрацию (Кызласова И. Л. Возрождение отдела древнерусской живописи в 1930‐е годы: Екатерина Алексеевна Некрасова (К 100-летию со дня рождения ученого) // Труды ГИМ. М., 2005. Вып. 149. С. 429–449). После вынужденного ухода Некрасовой из ГИМ в августе 1940 года работу продолжила Е. С. Овчинникова, по словам нынешних сотрудников ГИМ, «дама суровая», «подвижница» и «педант». Она оставила о себе противоречивую память: с одной стороны, с ее именем связаны легенды о спасении от разрушения церкви Троицы в Никитниках и огромный труд по составлению инвентарных книг; с другой стороны, при ее руководстве фонд был закрыт для исследователей. (О Е. С. Овчинниковой и пополнении иконного собрания ГИМ в послевоенный советский период см.: Хотеенкова И. А. Указ. соч. С. 409–411.)

      145

      Даже в наше время понимание иконы и вопрос о том, где следует находиться произведениям древнерусской живописи, в музее или в храме, вызывают споры. В 1920‐е годы представление об иконописи как искусстве не было господствующим. Лишь в начале ХХ века специалисты стали говорить о художественных и эстетических свойствах иконы. С приходом к власти коммунистов идеология и политика на время возобладали над искусствоведческими дебатами. Для новой власти икона вновь стала прежде всего атрибутом религиозного культа. Неполитизированное и внеклассовое воспринималось властью как контрреволюционное. Икона должна была доказать свою полезность для пролетарской борьбы и послужить антирелигиозной пропаганде. Требовалось время, чтобы ослаб накал классового противостояния и социальной ненависти, поостыла идейная непримиримость, чтобы изучение иконы стало восприниматься как научный процесс, а не контрреволюционное деяние. Даже те интеллигенты у власти, которые видели в иконе произведение искусства, должны были участвовать в маскараде антирелигиозных мероприятий.

      146

      Временная выставка иконописи в ГТГ открылась летом 1936 года, а экспозиция древнерусского искусства – в тот же год к годовщине Октябрьской революции (Гладышева Е. В. Указ. соч. С. 522–523.) В Русском музее иконная экспозиция раннефеодального периода была открыта в апреле 1935 года (Пивоварова Н. В. Указ. соч. С. 255.) Та же динамика видна и в истории провинциальных музеев. Так, в 1931 году фактически прекратил свое существование Музей древнего и нового русского искусства в Новгороде. Лишь в середине 1936 года в Новгородском историческом музее открылась выставка древнерусской живописи XIII–XVIII веков (Иконы Великого Новгорода XI – начала XVI века / Под ред. Л. В. Нерсесяна. М., 2008. С. 10–11).

      147

      До революции 1917 года «отделом древнерусского искусства» именовалась часть экспозиции Третьяковской галереи. Во время реорганизации галереи в 1923 году он был переименован в отдел древнерусской живописи, который входил в отдел живописи XVIII века. 15 мая 1930 года формально