Замкни губастый рот:
Дежурный триумвир охвачен честной жаждой —
Он Фульвии своей преподнесет однажды
Твой череп.
Sic transit…
Конвойный, грубый скот,
Вольноотпущенник – он карьерист, мерзавец!
Три довода мечом неотразимы. В том
Порукой Фульвия. И опустевший дом,
И македонский брег.
Но неужели зависть
В ораторе такой мог вызвать аргумент
Испанский острый меч?
Как воздух густо бел!
Твой гордый Рим гниет, как старый сифилитик.
Ты недорассчитал, блистательный политик.
Недоучел, писатель, проглядел.
Втекает мозг в прибрежные пески
Густеет немота сенаторской конюшни.
Наглеют всадники. В провинциях разврат.
Дежурный триумвир томится жаждой власти,
И он не пощадит
несчастный мой язык, проколотый иглой, нет шпилькой
злобной бабы, и правая рука, прибитая к трибуне на
площади.
ТАК
Я, Марк Тулий Цицерон,
Сим объявил в веках смерть
Города
героя:
Республика Меча рождает Трон,
Могилу собственную роя.
СТРАХ СЛУШАЕТ СЕБЯ И ГЛУШИТ ПЛЕСК РЕКИ
ВО ТЬМУ НАБУХШУЮ РАСПАХНУТОЙ АОРТЫ
НО ВЫСЫХАЕТ МОЗГ И С НЕБА ЗВУКИ СТЁРТЫ
И ВЕЧНОСТЬ СОННАЯ ЛОЖИТСЯ НА ПЕСКИ
«Быка любившая матрона, браво!..»
«Природа тот же Рим…»
Быка любившая матрона, браво!
За бабью стать твою и дышащую справно
Тугую плоть – я, грезящий во тьме
Своих времён – оттачиваю жало,
И Рима обмелевшая держава,
Как некий пласт, раскинулась в уме.
Мужчина – мини-бык. Но бык-то уж навряд ли
Мужчина. (Это ведь не важно, что рога
Есть украшенье общее…). Строга
Наука логика, хотя не дорога,
Лишь были б внутренние органы в порядке.
А встречи, надо думать, были сладки.
И ты, тунику лёгкую задрав
До крепкой белой шеи и склонившись,
Была по своему права, с природой слившись,
И бык – природа был не меньше прав.
И семенем накачанная туго,
Патрицианочка, бычачьих чресл супруга,
Глотай бодрящую горячую струю,
Покуда для тебя не вылепили друга,
Что душу даст тебе и выжжет плоть твою.
Покуда нежный зверь, собой объявши древо,
И свесившись с ветвей, не скажет: «Где ты, Ева?
Вот яблоко тебе»
– А это вкусно?
– Да.
И, друга повстречав, с ним яблоко разделит.
И рай в последний раз для них постель постелет,
И выведет из врат, и отошлёт в стада.
Без названия
В ту ночь мне снилось многое, хотя
И блазнилось, что я не спал нисколько.
Любовницы во тьме желтела долька,
И вся она была как бы дитя,
Уже чуть, правда, тронута морозцем
Девичества